Литературно-исторические заметки юного техника. Почему ключевский плохой историк

Василий Ключевский (1841-1911 гг.) - крупнейший и один из самых видных российских историков второй половины XIX века. Его по праву считают основателем буржуазного экономизма в отечественной историографии, поскольку он первый обратил самое пристальное внимание на изучение народной жизни и экономические основы общественного быта.

Некоторые сведения о юности историка

Ключевский Василий Осипович, краткая биография которого представлена в настоящем разделе, родился в 1841 году в Он был сыном сельского священника. Его оба деда и прадеда также были священнослужителями. Поэтому церковное учение оказало на него большое влияние. Интерес к православной истории исследователь сохранил на всю жизнь: его первая диссертация была посвящена житиям святых, а в своих знаменитых курсах по русской истории он неизменно обращался к духовному развитию народа и роли православия в прошлом страны.

Василий Ключевский учился в пензенском приходском училище и пензенской семинарии, однако решил посвятить себя светской науке истории. Его привлекал историко-филологический факультет Московского университета, который был центром общественно-политической жизни в рассматриваемое время. Однако церковное образование оказало на него большое влияние. Сам историк признавался, что изучение схоластики развило в нем умение логически мыслить.

Годы учебы и первые исследования

Ключевский Василий Осипович, краткая биография которого продолжена в настоящем разделе, четыре года проучился в Московском университете. Это время стало определяющим в выборе его профессии и тематики исследований. Большое влияние на него оказали лекции историка Ф. Буслаева. Тогда же будущий ученый очень сильно заинтересовался народной культурой, фольклором, поговорками, пословицами.

Василий Ключевский решил посвятить себя изучению основ народной жизни, как он выражался. Его первая диссертация была посвящена тщательному изучению агиографической литературы. До него никто из отечественных историков не занимался так подробно данной тематикой. Другое крупное исследование посвящено изучению состава Василий Ключевский очень тщательно проанализировал те социальные слои, которые входили в этот совещательный орган при российских князьях и царях. Его работа открыла новые подходы в историографии при изучении социальной структуры общества. Его методология включала подробнейший анализ всех проявлений жизни и быта простого народа, что было особенно актуально для России во второй половине XIX века после отмены крепостного права.

Работы по истории

Василий Ключевский, биография которого была вкратце представлена в предыдущих разделах, известен как автор знаменитого курса лекций, которые он читал на протяжении нескольких десятилетий. Будучи прекрасным оратором, он великолепно владел литературным языком, который делал его выступления особенно яркими и выразительными. Благодаря метким и остроумным замечаниями и заключениям, которыми он сопровождал свои научные рассуждения, его лекции приобрели особенную популярность. Василий Ключевский, история России которого стала настоящим эталоном не только для его учеников, но и для многих других отечественных ученых, также прославился как вдумчивый наблюдатель над бытом русского народа. До него исследователи, как правило, обращали внимание на политические события и факты, поэтому его работы без преувеличения можно назвать настоящим прорывом в историографии.

Язык ученого

Особенностью лексики Ключевского является выразительность, меткость и яркость высказываний. Исследователь умел очень четко выразить свои мысли по поводу самых разных проблем современности и прошлого. Например, ему принадлежит следующее высказывание о реформах первого российского императора: «От большой стройки всегда остается много сора, и в торопливой работе Петра пропадало много добра». Историк часто прибегал к подобного рода сравнениям и метафорам, которые, отличаясь остроумием, тем не менее, очень хорошо передавали его мысли.

Интересно его высказывание о Екатерине II, которую он называл «последней случайностью на русском престоле». Ученый довольно часто прибегал к подобным сравнениям, которые позволяли лучше усвоить пройденный материал. Многие выражение Ключевского стали своего рода поговорками в отечественной историографии. Нередко на его фразы ссылаются для того, чтобы придать выразительности рассуждениям. Многие его слова стали афоризмами. Так, высказывание «В России центр на периферии» почти сразу ушло в народ: его нередко можно встретить в прессе, на симпозиумах, конференциях.

Ученый об истории и жизни

Мысли Ключевского отличаются оригинальностью и своеобразием. Так, он на свой лад переделал знаменитую латинскую поговорку о том, что история учит жизни: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Меткость, четкость и яркость языка принесли ученому не только всероссийскую, но и мировую славу: многие иностранные исследователи, изучая историю России, ссылаются именно на его труды. Представляют интерес и те афоризмы историка, в которых он выражал свое отношение не только к истории, но и к общефилософским проблемам вообще: «Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы чувствовать, что живешь».

Некоторые факты из биографии

В заключение следует обозначить несколько интересных моментов из жизни этого выдающегося исследователя. Будущий исследователь научился читать в четыре года и с самого раннего детства проявил удивительную способность к учебе. В то же время он боролся с заиканием и в результате больших усилий сумел преодолеть этот порок и стать блестящим оратором. Он принимал участие в знаменитых Петергофских совещаниях по составлению проекта думы, а также баллотировался в качестве депутата от однако не прошел. Итак, Ключевский Василий Осипович, биография и творчество которого стали предметом настоящего исследования, является одним из ведущих отечественных специалистов по изучению российской истории.

Мысли, цитаты, мудрые советы, афоризмы одного из самых выдающихся русских историков — Василия Осиповича Ключевского.

Академик, профессор Московского университета и Московской духовной академии, создатель научной школы и Тайный советник писал о событиях и фактах российской действительности увлекательно и доступно. Исторические портреты, дневники и афоризмы ученого - блестящего мастера слова - отражают его размышления о науке, жизни, человеческих достоинствах и недостатках.

«В жизни ученого и писателя главные биографические факты - книги, важнейшие события - мысли» - это высказывание В.О. Ключевского подтверждает вся его жизнь.

За Ключевским утвердилась слава блестящего лектора, который умел захватывать внимание аудитории силой анализа, даром изображения, глубокой начитанностью. Он блистал остроумием, афоризмами, эпиграммами, которые востребованы и сегодня. Его работы всегда вызывали полемику, в которую он старался не вмешиваться. Темы его работ исключительно разнообразны: положение крестьянства, земские соборы Древней Руси, реформы Ивана Грозного…

Его волновала история духовной жизни русского общества и его выдающихся представителей. К этой теме относится ряд статей и речей Ключевского о С.М. Соловьеве, Пушкине, Лермонтове, Н.И. Новикове, Фонвизине, Екатерине II, Петре Великом. Он издал «Краткое пособие по Русской истории», а в 1904 г. приступил к изданию полного курса. Всего вышло 4 тома, доведенных до времени Екатерины II.

Наиболее известный научный труд Ключевского, получивший всемирное признание, – Курс русской истории в 5-ти частях. Ученый трудился над ним более трех десятилетий.

Лучшие афоризмы Ключевского

Бездарные люди – обыкновенно самые требовательные критики: не будучи в состоянии сделать простейшее из возможного и не зная, что и как делать, они требуют от других совсем невозможного.

Благодарность не есть право того, кого благодарят, а есть долг того, кто благодарит; требовать благодарности – глупость; не быть благодарным – подлость.

Благотворительность – больше родит потребностей, чем устраняет нужд.

Быть соседями не значит быть близкими.

Быть счастливым значит не желать того, чего нельзя получить.

В восемнадцать лет мужчина обожает, в двадцать любит, в тридцать желает обладать, в сорок размышляет.

В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.

В России центр на периферии.

В чем не знаешь толку, чего не понимаешь, то брани: это общее правило посредственности.

Верует ли духовенство в Бога? Оно не понимает этого вопроса, потому что оно служит Богу.

Время от времени бедные собираются вместе, конфискуют имущество богатых и начинают драться за раздел добычи, чтобы разбогатеть самим.

Вся житейская наука женщины состоит из трех незнаний: сначала она не знает, как добыть жениха, потом – как быть с мужем, наконец – как сбыть детей.

Выбирая себе жену, надо помнить, что выбираешь мать своим детям, и как опекун своих детей должен позаботиться, чтобы жена по вкусу мужа была матерью по сердцу детям; чрез отца дети должны участвовать в выборе матери.

Дело несделанное лучше дела испорченного, потому что первое можно сделать, а второго нельзя поправить.

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.

Дружба может обойтись без любви; любовь без дружбы – нет.

Есть люди, которые становятся скотами, как только начинают обращаться с ними, как с людьми.

Женщины все прощают, кроме одного – неприятного обращения с собою.

Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы чувствовать, что живешь.

Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает.

Жить своим умом не значит игнорировать чужой ум, а уметь и им пользоваться для понимания вещей.

Здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины.

Интересней всего бывает узнать не то, о чем люди говорят, а то, о чем они умалчивают.

Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.

История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.

Когда нам плохо, мы думаем: «А где-то кому-то - хорошо.» Когда нам хорошо, мы редко думаем: «Где-то кому-то - плохо».

Крупные писатели – фонари, которые в мирное время освещают путь толковым прохожим, которые разбивают негодяи и на которых в революции вешают бестолковых.

Кто живет чужим трудом, тот неизбежно кончит тем, что начнет жить чужим умом, ибо свой ум вырабатывается только с помощью собственного труда.

Кто не любит просить, тот не любит обязываться, то есть боится быть благодарным.

Кто неспособен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни как узурпатор бытия.

Кто очень любит себя, того не любят другие, потому что из деликатности не хотят быть его соперниками.

Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться - значит прощать.

Люди самолюбивые любят власть, люди честолюбивые – влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.

Множество мелких успехов не являются гарантией большой победы.

Молодежь что бабочки: летят на свет и попадают на огонь.

Мужчина любит женщину чаще всего за то, что она его любит; женщина любит мужчину чаще всего за то, что он ею любуется.

Мысль без морали - недомыслие, мораль без мысли - фанатизм.

Надобно не жаловаться на то, что мало умных людей, а благодарить бога за то, что они есть.

Найти причину зла - почти то же, что найти против него лекарство.

Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.

Не старость сама по себе уважается, а прожитая жизнь. Если она была.

Нельзя и стыдно перенимать чужой образ жизни, строй чувства и порядок отношений. Каждый порядочный народ все это должен иметь свое, как у каждого порядочного человека должна быть своя голова и своя жена.

Нет ничего враждебнее культуре, чем цивилизация.

Откровенность – вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух.

Под здравым смыслом всякий разумеет только свой собственный.

Под старость глаза перемещаются со лба на затылок: начинаешь смотреть назад и ничего не видеть впереди, то есть живешь воспоминаниями, а не надеждами.

Посеешь заботу - пожнешь инициативу.

Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в пороки детей.

Различие между храбрым и трусом в том, что первый, сознавая опасность, не чувствует страха, а второй чувствует страх, не осознавая опасности.

Самый веселый смех – это смеяться над теми, кто смеется над тобой.

Самый дорогой дар природы – веселый, насмешливый и добрый ум.

Самый непобедимый человек – это тот, кому не страшно быть глупым.

Семейные ссоры – штатный ремонт ветшающей семейной любви.

Слово – великое оружие жизни.

Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта.

Справедливость – доблесть избранных натур, правдивость – долг каждого порядочного человека.

Счастлив тот, кто может жену любить, как любовницу, и несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя, как мужа.

Талант – искра божия, которой человек обыкновенно сжигает себя, освещая этим собственным пожаром путь другим.

Творчество - высокий подвиг, а подвиг требует жертв.

У всякого возраста свои привилегии и свои неудобства.

У хорошего доктора лекарство не в аптеке, а в его собственной голове.

Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается.

Уметь разборчиво писать – первое правило вежливости.

Характер – власть над самим собой, талант – власть над другими.

Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная – ждет его.

Это немцы учили нас исключительности. Наши же цели - вселенские.

Чтобы согреть Россию, некоторые готовы ее сжечь.

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .

Василий Осипович Ключевский

(1841-1911 гг.)

историк,

крупнейший представитель

русской историографии,

академик Петербургской АН

Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности.

Человек – это величайшая скотина в мире.

Мы низшие организмы в международной зоологии: продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову.

Добро, сделанное врагом, так же трудно забыть, как трудно запомнить добро, сделанное другом. За добро мы платим добром только врагу; за зло мстим и врагу, и другу.

Мужчина любит женщину чаще всего за то, что она его любит; женщина любит мужчину чаще всего за то, что он ею любуется.

Семейные ссоры – штатный ремонт ветшающей семейной любви.

Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни совсем не так: например, полоумный муж и полоумная жена – несомненно две половины, но в сложности они дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного.

Любовь женщины дает мужчине минутные наслаждения и кладет на него вечные обязательства, по крайней мере пожизненные неприятности.

Есть женщины, в которых никто не влюбляется, но которых все любят. Есть женщины, в которых все влюбляются, но которых никто не любит. Счастлива только та женщина, которую все любят, но в которую влюблен лишь один.

Женщины все прощают, кроме одного – неприятного обращения с собою.

Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

Мужчина любит женщину, сколько может любить; женщина любит мужчину, сколько желает любить. Потому мужчина обыкновенно любит одну женщину больше, чем она того стоит, а женщина хочет любить больше мужчин, чем сколько в состоянии любить.

Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает; женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.

Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная – ждет его.

Мужчина падает на колени перед женщиной только для того, чтобы помочь ее падению.

Есть два рода дураков: одни не понимают того, что обязаны понимать все; другие понимают то, чего не должен понимать никто.

Есть два рода болтунов: одни говорят слишком много, чтобы ничего не сказать, другие тоже говорят слишком много, но потому, что не знают, что сказать. Одни говорят, чтобы скрыть, что они думают, другие – чтобы скрыть, что они ничего не думают.

Самое умное в жизни – все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни.

Высшая степень искусства говорить – уменье молчать.

Самолюбивый человек тот, кто мнением других о себе дорожит больше, чем своим собственным. Итак, быть самолюбивым – значит любить себя больше, чем других, и уважать других больше, чем себя.

Самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым – это вообразить себя таким.

Крепкие слова не могут быть сильными доказательствами.

Уметь разборчиво писать – первое правило вежливости.

Мужчина слушает ушами, женщина – глазами, первый – чтобы понять, что ему говорят, вторая – чтобы понравиться тому, кто с ней говорит.

Труд ценится дорого, когда дешевеет капитал. Ум ценится дорого, когда дешевеет сила.

Иногда необходимо нарушать правило, чтобы спасти его силу.

Люди самолюбивые любят власть, люди честолюбивые – влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.

Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь.

Искусство – суррогат жизни, потому искусство любят те, кому не удалась жизнь.

Всего хуже сознавать себя дополнением собственной мебели.

Детальное изучение отдельных органов отучает понимать жизнь всего организма.

Сладострастие есть не что иное, как властолюбивое самолюбие, разыгранное на женских прелестях.

Когда люди, желая ссоры, не ждут ее, она и не последует; когда они ждут ее, не желая, она случится непременно.

Смерть – величайший математик, ибо безошибочно решает все задачи.

Дружба может обойтись без любви; любовь без дружбы – нет.

Жить – значит быть любимым. Он жил или она жила – это значит только одно: его или ее много любили.

Музыка – акустический состав, вызывающий в нас аппетит к жизни, как известные аптечные составы вызывают аппетит к еде.

Счастье не в том, чтобы прожить благополучно, а в том, чтобы понять и почувствовать, в чем может оно состоять.

В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений.

В мужчину, которого любят все женщины, не влюбится ни одна из них.

Мужчина видит в любой женщине то, что хочет из нее сделать, и обыкновенно делает из нее то, чем она не хочет быть.

Люди живут идолопоклонством перед идеалами, и, когда недостает идеалов, они идеализируют идолов.

В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много.

Характер – власть над самим собой, талант – власть над другими.

Здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины.

Счастлив, кто может жену любить как любовницу, и несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя как мужа.

Некоторые женщины умнее других дур только тем, что сознают свою глупость. Разница между теми и другими только в том, что одни считают себя умными, оставаясь глупыми; другие признают себя глупыми, не становясь оттого умными.

Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него.

Было бы сердце, а печали найдутся.

Размышляющий человек должен бояться только самого себя, потому что должен быть единственным и беспощадным судьей самого себя.

Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться – значит прощать.

Кто имеет друзей, которые ненавидят друг друга, тот заслуживает их общей ненависти.

Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается. Можно ненавидеть человека, как подлеца, а можно умереть за него, как за ближнего.

Хотеть быть чем-то другим, а не самим собой – значит хотеть стать ничем.

Истинная цель дела благотворительности не в том, чтобы благотворить, а в том, чтобы некому было благотворить.

Когда актер не понимает, кого он играет, он поневоле играет самого себя.

Газета приучает читателя размышлять о том, чего он не знает, и знать то, что не понимает.

Всем можно гордиться, даже отсутствием гордости, как от всего можно одуреть, даже от собственного ума.

Пролог XX века – пороховой завод. Эпилог – барак Красного Креста.

Дружба обыкновенно служит переходом от простого знакомства к вражде.

Верует ли духовенство в Бога? Оно не понимает этого вопроса, потому что оно служит Богу.

Разница между духовенством и другими русскими сословиями: здесь много пьяниц, там мало трезвых.

Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум.

Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями.

Славянофильство – история двух-трех гостиных в Москве и двух-трех дел в московской полиции.

Народники так умно рассуждают об основах своей жизни, что кажется, то, на чем они сидят, умнее того, чем они рассуждают о том.

Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя.

Русская интеллигенция скоро почувствует себя в положении продавщицы конфет голодным людям.

Откровенность – вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух.

Нет ничего бесцельнее, как судить или лечить трупы: их велено только закапывать.

Надобно найти смысл и в бессмыслице: в этом неприятная обязанность историка, в умном деле найти смысл сумеет всякий философ.

У них мысль не ведет за собой слов, а с трудом догоняет их.

Повесе, чтобы соблазнить женщину, нужно больше тонкого понимания людей, чем Бисмарку, чтобы одурачить Европу.

Кто из людей презирает людей, должен презирать и самого себя, потому презирать людей вправе только животные.

Популярное искусство ценно не по пользе, которую оно приносит, а по вреду, от которого спасает, доставляя менее грубое развлечение.

Мужчина занимается женщиной, как химик своей лабораторией: он наблюдает в ней непонятные ему процессы, которые сам же и производит.

Прежде их соединял хотя бы пол, а теперь только потолок.

Науку часто смешивают с знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует.

Человек работал умно, работал и вдруг почувствовал, что стал глупее своей работы.

Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.

Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в пороки детей.

Счастье не действительность, а только воспоминание: счастливыми кажутся нам наши минувшие годы, когда мы могли жить лучше, чем жилось, и жилось лучше, чем живется в минуту воспоминаний.

Жалоба, что нас не понимают, чаще всего происходит от того, что мы не понимаем людей.

У артистов от постоянного прикосновения к искусству притупляется эстетическое чувство, заменяясь эстетическим глазомером.

Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее.

Наше сочувствие религиозной старине не нравственное, а только художественное: мы только любуемся ее чувствами, не разделяя их, как сладострастные старики любуются молоденькими девицами, не будучи в состоянии любить их.

Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу.

В России центр на периферии.

Можно благоговеть перед людьми, веровавшими в Россию, но не перед предметом их верования.

Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага.

Наша история идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки.

Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.

Театральные слезы отучают от житейских.

Прежде дорожили лицом и скрывали тело, ныне ценят тело и равнодушны к лицу. Прежде инстинкт, как холоп, грубил и бунтовал, но и подвергался бичу, ныне он эмансипировался и пользуется уважением, как природный государь жизни.

Ее отказ приятнее иного согласия.

Спорт становится любимым предметом размышления и скоро станет единственным методом мышления.

Статистика есть наука о том, как, не умея мыслить и понимать, заставить делать это цифры.

Не будем смешивать театр с церковию, ибо труднее балаган сделать церковию, чем церковь превратить в балаган.

Робкий, но не трусливый.

Гораздо легче стать умным, чем перестать быть дураком.

В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли.

Фанатизм во имя порядка готов внести анархию.

Обряд – религиозный пепел: он охраняет остаток религиозного жара от внешнего холода жизни.

Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие? Три столетия. Когда человечество поймет смысл своей жизни? Через 3 тысячи лет после своей смерти.

Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане.

Большинство людей умирает спокойно потому, что так же мало понимают, что с ними делается в эту минуту, как мало понимали, что они делали до этой минуты.

Быть соседями не значит быть близкими.

В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить.

Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья.

Глаза – не зеркало души, а ее зеркальные окна: сквозь них она видит улицу, но улица видит душу.

Глупость самая дорогая роскошь, которую могут позволять себе только богатые люди.

Грубость стародумовского общества измеряется необходимостью доказывать материальную пользу добродетели.

Делай, что я говорю, но не говори, что я делаю, – исправленное иезуитство.

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.

Женятся на надеждах, выходят замуж за обещания.

И москаль, и хохол хитрые люди, и хитрость обоих выражается в притворстве. Но тот и другой притворяются по-своему: первый любит притворяться дураком, а второй умным.

Из 100 остроумных один умный.

Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.

История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.

Как ей не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками.

Красивые женщины в старости бывают очень глупы только потому, что в молодости были очень красивы.

Крупный успех составляется из множества предусмотренных и обдуманных мелочей.

Обряды – ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.

Он глуп оттого, что так красив, и не был бы так красив, если бы был менее глуп.

Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины.

Петр I готов был для предупреждения беспорядка расстроить всякий порядок.

Писатели, как родители, любят наделять свои детища свойствами, которых лишены сами. Оттого герои у Мопассана всегда глупы, а у Толстого – умны.

Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.

Прежде в женщине видели живой источник счастья, для которого забывали физическое наслаждение, ныне видят в ней физиологический прибор для физического наслаждения, ради которого пренебрегают счастьем.

Прямой путь – кратчайшее расстояние между двумя неприятностями.

Римские императоры обезумели от самодержавия; отчего императору Павлу от него не одуреть?

Романист, изображая чужие души, рисует свою; психолог, наблюдая свою душу, думает, что он изучает чужие.

Русский простолюдин – православный – отбывает свою веру как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей-то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает. Как ни молись, а все чертям достанется. Это все его богословие.

Русский ум ярче всего сказывается в глупостях.

Самый злой насмешник – кто осмеивает собственные увлечения.

Самый непобедимый человек – это тот, кому не страшно быть глупым.

Сидят на штыках, покрыв их газетой.

Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта.

Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им некуда падать.

Старики не родятся, а только умирают и, однако, все не переводятся.

Схоластика – точильный камень научного мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят.

Тайна искусства писать – уметь быть первым читателем своего сочинения.

Торжество исторической критики – из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали.

Ученые издатели – половые науки, которые не варят и не кушают, а только подают кушанье.

Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары.

Цари – те же актеры с тем отличием, что в театре мещане и разночинцы играют царей, а во дворцах цари – мещан и разночинцев.

Цыгане известности – они известны только за границей, потому что у них нет отечества.

Человек, пользуясь разумом, умеет поступать неразумно вопреки инстинкту.

Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным.

Чтобы уметь быть злым, надобно выучиться быть добрым; иначе будешь просто гадким.

Эгоисты всех больше жалуются на эгоизм других, потому что всего больше от него страдают.

Я слишком стар, чтобы стареть: стареют только молодые.

Из книги Энциклопедический словарь (К) автора Брокгауз Ф. А.

Ключевский Ключевский (Василий Осипович) – профессор русской истории в моск. дух. акд.и в моск. унив. (в последнем – с 1879 г.); в настоящее время состоит председателем моск. общества истории и древностей. Во время существования в Москве высших женских курсов проф. Герье читал

Из книги Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин автора

Василий КЛЮЧЕВСКИЙ (1841–1911) историк История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. * * * Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя. * * * В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить. * *

Из книги Большая Советская Энциклопедия (АХ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (БЕ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ДИ) автора БСЭ

Дик Иван Осипович Дик (Dic) Иван Осипович [псевдоним; настоящая фамилия и имя Дическу (Dicescu) Йон] (май 1893, Бухарест, - апрель 1938), деятель румынского рабочего движения, участник борьбы за Советскую власть в России. С 1909 - в социалистическом движении, в 1910-16 член

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ДЮ) автора БСЭ

Дюр Николай Осипович Дюр Николай Осипович , русский актёр. Воспитанник Петербургского театрального училища (1816-29; учителя по балету - К. Дидло, драматическому искусству - А. А. Шаховской), Д. в 1829 был принят в труппу Петербургского

Из книги Большая Советская Энциклопедия (КЛ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ОС) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ТО) автора БСЭ

Из книги Формула успеха. Настольная книга лидера для достижения вершины автора Кондрашов Анатолий Павлович

Из книги 10000 афоризмов великих мудрецов автора Автор неизвестен

КЛЮЧЕВСКИЙ Василий Осипович Ключевский (1841–1911) – русский историк, академик Петербургской АН.* * * В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их. Вся разница между умным и глупым в одном: первый всегда

Из книги 100 знаменитых москвичей автора Скляренко Валентина Марковна

Василий Осипович Ключевский 1841–1911 гг. Историк, крупнейший представитель русской историографии. Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане.Большинство людей умирает спокойно потому, что так же мало понимают, что с ними делается в эту

Из книги Словарь афоризмов русских писателей автора Тихонов Александр Николаевич

Ключевский Василий Осипович (род. в 1841 г. – ум. в 1911 г.) Один из наиболее читаемых и чтимых российских историков второй половины XIX – начала XX века, доктор наук, профессор Московского университета и Московской духовной академии, академик Российской академии наук (1900 г.),

Из книги Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ автора Ситников Виталий Павлович

КЛЮЧЕВСКИЙ ВАСИЛИЙ ОСИПОВИЧ Василий Осипович Ключевский (1841–1911). Русский историк, академик Петербургской Академии наук. Автор монументального труда «История России с древнейших времен», книги «Афоризмы и мысли об истории», опубликованы его письма и дневники. Бездарные

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин Васильевич

Из книги автора

КЛЮЧЕВСКИЙ, Василий Осипович (1841–1911), историк 642 Государство пухло, а народ хирел. «Курс русской истории» (читался с 1879 г., опубл. в 1904–1922), лекция XLI ? Ключевский, 4:12 О России в эпоху Петра I и его преемников. 643 В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги,

175 лет назад, 16 января 1841 года, родился великий русский историк Василий Осипович Ключевский – автор «Курса русской истории» и удивительных по точности и глубине афоризмов.

«Курс русской истории» ученый довел до 1861 года: дальше, с его точки зрения, начиналась публицистика, которую он терпеть не мог — фото предоставлено М. Золотаревым

Ключевский был самым, пожалуй, знаменитым среди немногих известных за пределами профессиональной среды русских историков. Ум исследователя и талант лектора позволили ему вывести историю из кабинетной тесноты и поставить ее на службу обществу.

Один из ученых, испытавших большое влияние Ключевского, выдающийся историк Сергей Платонов так писал о причинах его популярности: «Влекли необыкновенная сила его ума и остроумия и яркая красота его языка и речи.

Когда он говорил свои обдуманные и даже, казалось, заученные лекции и доклады, невозможно было оторвать внимания от его фразы и отвести глаз от его сосредоточенного лица. Властная мощь его неторопливо действовавшей логики подчиняла ему ваш ум, художественная картинность изложения пленяла душу…»

Родом из села Ключи

Все это заставляло слушателей забыть о невзрачности их любимого учителя – мал ростом, худощав, с жиденькой рыжеватой бородкой и маленькими глазками. Их восточный разрез ученик Ключевского Алексей Яковлев объяснял тем, что предки историка были «мордвины племени мокша». Но краеведы, детально изучившие родословную Ключевского, подтверждений этому факту не нашли. Известно лишь, что предки его с давних времен жили в селе Ключи Чембарского уезда Пензенской губернии, от которого и получили свою фамилию.

Василий Осипович Ключевский. Гравюра В.В. Матэ — фото предоставлено М. Золотаревым

Село имело и другое название – Дмитриевское, в честь храма Дмитрия Солунского , в котором служили прадед и дед историка. Отец же, Осип Васильевич, окончив семинарию, получил место священника в селе Воскресеновка под Пензой. Они с супругой, дочерью протоиерея Анной Федоровной (в девичестве Мошковой), произвели на свет шестерых детей, но выжили только двое: рожденный в январе 1841-го первенец Вася и Лиза, которая была младше брата на три года.

Из ранних лет Василий Ключевский запомнил частые переезды (отец четырежды менял приходы) и сказки, которые ему рассказывала бабушка. Она звала его «бакалаврушкой»: малыш сразу схватывал сюжет сказки и потом подсказывал слова, которые старушка забывала. Позже за его воспитание взялся отец, не только научивший Васю читать и писать, но и давший ему первые знания по истории.

Доброго и мечтательного отца дети обожали, а мать, обладавшую, по словам Ключевского, крутым и жестоким нравом, побаивались. В девять лет в селе Можаровка Василий пережил первую в жизни трагедию. В конце лета отец поехал на базар покупать огурцы на засолку, и на обратном пути его настигла гроза.

Лошадь, испугавшись грома, рванулась и перевернула телегу, придавив священника. Когда родные нашли его в поле, он уже не дышал. Вид мертвого отца, лежащего в грязной луже, так потряс мальчика, что он начал заикаться.

Оставшись без кормильца, семья переехала в Пензу, где семинарский товарищ отца уступил им полуразвалившийся домик. Чтобы хоть что-то заработать, вдова сдавала половину дома постояльцам, с одним из них сошлась, и у Василия появились еще две младшие сестры.

Его самого мать отдала в духовное училище: одним голодным ртом будет меньше. Учителя сразу отметили способности мальчика, но он заикался так сильно, что не годился ни в священники, ни в пономари. Когда встал вопрос об исключении из училища, Анна Федоровна слезно попросила одного из старших учеников позаниматься с мальчиком. И тот совершил чудо: путем несложных упражнений почти избавил своего подопечного от заикания.

Остались только едва заметные паузы в конце слов, что в дальнейшем станет эффектным лекторским приемом Ключевского.

АФОРИЗМЫ КЛЮЧЕВСКОГО

Высшая степень искусства говорить – уменье молчать.

Самолюбивый человек тот, кто мнением других о себе дорожит больше, чем своим собственным. Итак, быть самолюбивым – значит любить себя больше, чем других, и уважать других больше, чем себя.

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.

Хотеть быть чем-то другим, а не самим собой – значит хотеть стать ничем.

Счастье не в том, чтобы прожить благополучно, а в том, чтобы понять и почувствовать, в чем может оно состоять.

Добро, сделанное врагом, так же трудно забыть, как трудно запомнить добро, сделанное другом. За добро мы платим добром только врагу; за зло мстим и врагу, и другу.

Иногда необходимо нарушать правило, чтобы спасти его силу.

«Уходи, коли такой дурак!»

Окончив училище, Василий в 15 лет поступил в Пензенскую духовную семинарию, чтобы стать священником, – таково было условие епархии, согласившейся учить его бесплатно. После занятий он шел домой и читал до поздней ночи.

Московская духовная академия. Сергиев Посад. Ключевский преподавал здесь 35 лет – с 1871 по 1906 год — фото предоставлено М. Золотаревым

«Бог знает, когда он спал», – говорила его сестра. Сам он вспоминал, что помимо учебников прочитывал от корки до корки все доступные книги по истории, включая успевшие выйти тома «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева.

«Мы смутно чувствовали, – писал Ключевский несколько десятилетий спустя в некрологе историку К.Н. Бестужеву-Рюмину , – что и в русской историографии веет новым духом…»

С такой тягой к знаниям Василий быстро стал первым учеником в классе. Плохие оценки у него были лишь по поведению: его подозревали в написании злых сатир на учителей. Юношу возмущал царивший в семинарии дух невежества, интриг и доносов.

На последнем году учебы он решил бросить семинарию и поступить в Московский университет. Начальство запротестовало: пусть сперва вернет потраченные на него деньги. Но пензенский епископ Варлаам разрешил: «Уходи, коли такой дурак!»

О НАРОДНИКАХ, С КОТОРЫМИ КЛЮЧЕВСКИЙ БЫЛ ЗНАКОМ НЕ ПОНАСЛЫШКЕ, ОН ОТЗЫВАЛСЯ ТАК: «Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее»

Деньги на дорогу Василию дал его дядя, священник Иван Васильевич Европейцев , поощрявший желание племянника бежать от провинциальной скуки. Мать, напротив, пыталась сына удержать, обвиняя в том, что он оставляет семью без поддержки.

Но он все же уехал, хотя и с чувством вины, и впоследствии много лет помогал сестре Елизавете (в замужестве Вирганской), а после смерти сводной сестры Марии взял на воспитание двоих ее детей. А вот про мать почти не вспоминал и даже на ее похороны не приехал: видимо, были причины…

В июле 1861 года Василий впервые в жизни сел на поезд и прибыл в Москву, которая поразила его громадностью и суетой. Явившись в университет, он оробел, увидев толпу господ в сюртуках и при часах: не профессора ли это? Узнав, что они тоже пришли поступать, провинциал приободрился, а затем и вовсе осмелел, когда выяснилось, что он знает историю лучше всех этих столичных франтов.

«У него другая дорога»

Экзамены Ключевский сдал, но надо было платить за обучение: 50 рублей в год – немалая для него сумма. Пришлось зарабатывать уроками, тратя на это едва ли не все свободное время. Между тем вокруг кипели страсти: после отмены крепостного права либералы требовали дальнейших реформ, а бунтари, которых всегда хватало в студенческой среде, звали народ к топору.

У Ключевского, похоже, не было ни времени, ни желания участвовать в этих спорах. Правда, он был репетитором брата Николая Ишутина, самого известного из тогдашних радикалов (и притом его земляка), и будто бы даже входил в его кружок. Но однажды здоровяк Ишутин обнял худенького Ключевского за плечи и громогласно заявил:

«Вы его оставьте! У него другая дорога. Он будет ученым».

Свои истинные убеждения будущий историк привык держать в тайне. Еще не преодолевший провинциальную робость, он скрывал ее под язвительной «маской Мефистофеля», прославившись как мастер острот и метких наблюдений, которые позже составят его знаменитый сборник афоризмов.

Он с восторгом слушал лекции давно знакомых ему заочно историков С.М. Соловьева и С.В. Ешевского , языковеда Ф.И. Буслаева . Под влиянием последнего выбрал тему для выпускной работы – «Сказания иностранцев о Московском государстве».

Необычным в ней было то, что ее автор на редкость много внимания уделил заметкам и рассказам заморских гостей о торговле, ремеслах, городской жизни – одним словом, об экономике, вопросами которой господствующая «государственная школа» историков фактически пренебрегала.

Сергей Михайлович Соловьев (1820–1879) – автор «Истории России с древнейших времен» — фото предоставлено М. Золотаревым

Дипломная работа получила высшую оценку, и Ключевский был оставлен в университете для подготовки к защите диссертации. На этот раз тему подсказал Соловьев – история русской церкви, которой также доставалось мало внимания ученых.

Между тем в монастырских архивах хранилась масса ценнейших документов не только по церковной, но и по светской истории. Их изучением Ключевский занимался целых шесть лет, работая над диссертацией «Древнерусские жития святых как исторический источник».

С особенным интересом он исследовал архивы Соловецкого монастыря, перевезенные в Казань. Писал другу в Пензу: «Читаю жития русских святых в рукописях. Занятие это доставляет мне большое наслаждение: оно укрепляет веру в русский народ, о котором так сильно сомневаются».

Пока шла работа над диссертацией, Ключевский успел жениться. История его женитьбы такова. Давая уроки гимназисту Сергею Бородину, он познакомился с тремя его сестрами: Анной, Надеждой и Анисьей. Первая, самая младшая из них, была мила, умна, образованна, и Василий Осипович впервые в жизни влюбился. Четыре года они дружили, ходили в театры, обменивались нежными письмами.

Знакомые уже считали их брак делом решенным – и вдруг Анна отказала жениху, сославшись на то, что должна ухаживать за четырьмя осиротевшими племянниками. Скорее всего, она просто не любила своего ученого друга, но он никак не мог с этим смириться.

Здание Политехнического музея, в котором в 1877–1888 годах работали Московские высшие женские курсы. Лекции по русской истории по приглашению профессора В.И. Герье на этих курсах читал Ключевский — фото: Алексей Стоянов / fotoimedia / ТАСС

И после отказа, неожиданно для всех, Ключевский сделал предложение старшей сестре – некрасивой и немолодой Анисье, которой уже исполнилось 32 года (ему было 28). Похоже, исключительно для того, чтобы наладить семейный быт, а заодно не потерять возможность общаться с обожаемой Анной (которая, кстати, так и не вышла замуж).

В том же 1869 году Анисья Михайловна родила сына Бориса. Она погрузилась в хозяйство, освободив мужа от всех практических забот. Когда приходили гости, жена Ключевского накрывала на стол и молча уходила к себе.

Прожили они в браке 40 лет. Всю жизнь она оставалась глубоко религиозным человеком и часто ходила пешком с Житной улицы, где они жили с 1895 года, в неблизкий храм Христа Спасителя. Ключевский, давно охладевший к вере, сердился на эти, как он говорил, «спортивные походы» и оказался прав: однажды прямо на паперти жена упала в обморок и вскоре умерла.

Только после ее смерти историк, всегда относившийся к своей «половинке» свысока, без лишних сантиментов, понял, как много она для него значила. Очередной том «Курса русской истории», вышедший в 1909 году, был украшен посвящением:

«Памяти Анисьи Михайловны Ключевской».

Удивительный лектор

Чтобы обеспечить семью, ученый по протекции С.М. Соловьева в 1871 году стал читать курс по всеобщей истории в элитном Александровском военном училище, открыв этим свою 40-летнюю преподавательскую карьеру.

В том же году он успешно защитил магистерскую диссертацию, после чего занял должность преподавателя истории еще в двух учебных заведениях – в Московской духовной академии и на Московских высших женских курсах, только что основанных профессором В.И. Герье .

Теперь ее тему – «Боярская дума Древней Руси» – ученый выбрал сам, изучив историю важнейшего государственного учреждения, существовавшего на протяжении многих столетий.

В этой работе он полемизировал с «государственной школой», рассматривая, в отличие от нее, не только «лицевую сторону старого государственного здания», но и «скрытые внутренние связи, которыми скреплены были его части».

Иными словами, не только структуру и функции Боярской думы, но и исторические условия, в которых она действовала в разное время.

АФОРИЗМЫ КЛЮЧЕВСКОГО

Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.

В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений.

Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

Русская интеллигенция скоро почувствует себя в положении продавщицы конфет голодным людям.

Цари – те же актеры, с тем отличием, что в театре мещане и разночинцы играют царей, а во дворцах цари – мещан и разночинцев.

Прямой путь – кратчайшее расстояние между двумя неприятностями.

В 1882 году Ключевский защитил докторскую и стал профессором Московского университета. Его лекции были еще популярнее, чем когда-то лекции Т.Н. Грановского и С.М. Соловьева. Когда они начинались (обычно в час дня), другие аудитории пустели: слушать Ключевского сбегались не только историки, но и физики, математики, медики и даже люди, не имевшие никакого отношения к университету. Часто места в аудитории занимали с раннего утра; опоздавшие толпились в проходах.

Девушек на лекции тогда еще не пускали, и нередко они, чтобы послушать историка, коротко стриглись и надевали мужскую одежду. «Курс русской истории» записывали и распространяли в литографиях, но многие предпочитали слушать лектора «живьем». Ключевский умел без броских слов и жестов заинтересовать слушателей, словно погружая их в атмосферу далекого прошлого. Он не скрывал секретов своего ораторского мастерства: «Говоря публично, не обращайтесь ни к слуху, ни к уму слушателей, а говорите так, чтобы они, слушая вас, не слышали ваших слов, а видели ваш предмет…»

Еще один его ученик, Александр Кизеветтер , вспоминал:

«Тихо звучала с кафедры речь Ключевского, и мы чувствовали себя, слушая ее, необыкновенно близко от предмета лекции, как будто тут, в самой аудитории, проносилось над нами веяние исторического прошлого… Бывали в лекциях патетические места, когда голос лектора спускался почти до шепота и слова выговаривались с особенной многозначительной медленностью, и аудитория замирала в жутком волнении». Федор Шаляпин рассказывал, как историк помог ему при работе над образом Бориса Годунова: «Никогда не забуду я эту сказочную прогулку. Идет рядом со мною старичок, подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие мудрые глазки, с маленькой седой бородкой, идет и, останавливаясь каждые пять-десять шагов, вкрадчивым голосом с тонкой усмешкой на лице передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым, рассказывает о приставах, как будто был лично знаком с ними…»

После смерти Александра III Ключевский, как председатель Общества истории и древностей российских, выступил с речью в память царя — фото предоставлено М. Золотаревым

Речь в память Александра III

Еще одним секретом успеха Ключевского была созвучность его взглядов передовым идеям того времени. В первой же университетской лекции, прочитанной 5 декабря 1879 года, он заговорил о свободе – непременном условии успешного развития государства.

По его мнению, реформы Петра I , призванные европеизировать Россию, так и не были доведены до конца и модернизацию нужно поскорее завершить, чтобы войти в число прогрессивных стран.

На основании таких заявлений в советское время его считали чуть ли не революционером, но ни о какой революции Ключевский не мечтал, что видно из его высказываний. О народниках, с которыми он был знаком не понаслышке, отзывался так:

«Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее». Не был историк и противником монархии, наоборот, став учителем великого князя Георгия, сына Александра III , он часто и охотно общался с императором и его семьей.

В.О. Ключевский (стоит второй слева) среди прочих гостей А.Т. Карповой, урожденной Морозовой, вдовы историка Г.Ф. Карпова. 16 июля 1899 года — фото предоставлено М. Золотаревым

Правда, после смерти царя наотрез отказался написать книгу о нем – но не из нелюбви, а потому, что правление Александра завершилось слишком недавно. И «Курс русской истории» ученый довел только до 1861 года: дальше, с его точки зрения, начиналась публицистика, которую он терпеть не мог.

Со смертью Александра III было связано очень обидное для Ключевского событие. Как председатель Общества истории и древностей российских, он обязан был произнести речь в память царя с неизбежными похвалами в адрес покойного. Напечатанная отдельной брошюрой, она широко разошлась по Москве, и на очередной лекции студенты встретили своего недавнего любимца свистом и криками «Позор!».

Мало того, подойдя к кафедре, ученый обнаружил на ней басню Д.И. Фонвизина «Лисица-Кознодей» с подчеркнутыми словами: «Чему дивишься ты, что знатному скоту льстят подлые скоты?».

К чести преподавателя, он не поднял скандал, не стал жаловаться, а начал свою речь как ни в чем не бывало. Но прежнего доверия между ним и студентами отныне не было, и даже блеск его лекций как бы слегка потускнел.

Конфликты возникали и с ближайшими учениками, включая одного из самых многообещающих – Павла Милюкова . Ключевский невысоко оценил его магистерскую диссертацию о реформах Петра I и посоветовал для защиты докторской степени написать другую, заметив, что «наука от этого только выиграет». Будущий лидер кадетов смертельно обиделся и с тех пор постоянно критиковал бывшего учителя, нередко переходя на личности.

Так, в письме от 29 июля 1890 года он замечал: «[Ключевскому] тяжело и скучно жить на свете. Теперь он признан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе – и уже поэтому нет школы и учеников».

Это явная несправедливость: учеников у Василия Осиповича хватало, а науку он боготворил (хотя с годами вера в нее стала убывать). Однако многие современники отмечали непростой характер ученого, его замкнутость, колкость и недоверчивость.

Обретенные с годами слава и достаток мало что изменили в его непритязательной натуре, от похвал он «хмуро и досадливо» отмахивался, роскошь отвергал. Его гости обращали внимание на старую, потертую мебель, как и на то, что часто он принимал их в кабинете, не предлагая даже чаю.

Только коллег-профессоров приглашал за стол: тогда, по словам историка М.М. Богословского , «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга».

На лекции Ключевский всегда ездил на самых дешевых извозчиках, а иногда и на конке, причем забирался на верхний ярус – тоже из-за дешевизны. А когда мать Саввы Морозова после занятий с ее сыном собиралась подарить историку коляску с лошадьми, он только отмахнулся: «Куда мне это? Ворона в павлиньих перьях…»

«Самое умное в жизни – смерть»

Перейдя 50-летний рубеж, Ключевский по-прежнему казался бодрым и неутомимым, имел все то же железное здоровье. Один из его афоризмов гласит: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». Память его с годами не слабела. Однажды, поднимаясь на кафедру, он выронил листки с текстом речи, и они перепутались.

Памятник В.О. Ключевскому в Пензе

Многие заволновались о судьбе речи, но их успокоила сидевшая в первом ряду жена: «Не бойтесь, он все наизусть помнит!» Хоть и в очках, он все так же ровно заполнял страницы своим мелким красивым почерком, обходясь без помощи секретаря.

Специальную книжку для записи афоризмов он всегда носил с собой, а позже подарил свояченице Надежде Михайловне, с которой дружил до конца жизни. Надо сказать, что многие его афоризмы горьки и показывают, что Ключевский давно избавился от иллюзий как в отношении людей, так и в отношении своей эпохи.

Он писал: «Пролог XX века – пороховой завод. Эпилог – барак Красного Креста». Или: «Человек – это величайшая скотина в мире». Или вот еще: «Самое умное в жизни – все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни».

Отметив 60-летие, Ключевский стал готовить к изданию «Курс русской истории» в пяти томах. Эту сложную работу прервала революция 1905 года. Несмотря на свою аполитичность, историк не остался в стороне: под влиянием своих учеников-кадетов он ездил в Петербург для обсуждения статуса будущей Думы. Решил даже баллотироваться в нее, но потом отказался.

В СВОЕМ ДНЕВНИКЕ КЛЮЧЕВСКИЙ ПИСАЛ: «Династия будет прогнана. В этом несчастье России и ее народа, притом повторное: ей еще раз грозит бесцарствие, смутное время»

Вскоре посетил Париж, где вместе с другими профессорами был принят в масонскую ложу «Космос». Правда, увлечение политикой быстро прошло; и говорили, что этому увлечению во многом поспособствовал сын историка Борис – великовозрастный бездельник, который, окончив в университете два факультета, тем не менее интересовался только велосипедным спортом.

Историк Ю.В. Готье называл его мерзавцем, уморившим отца, и считал, что Ключевский-старший «был в отношении характера и общественной деятельности настоящая «мокрая курица»». «Он всегда был у кого-нибудь под башмаком», – заметил Готье.

Последние годы жизни Василия Осиповича, уже после смерти жены, прошли в ссорах с Борисом, сошедшимся со служанкой и вместе с ней проматывавшим отцовские деньги. От домашних неурядиц ученый спасался работой, мрачно пошучивая:

«Так и умру, как моллюск, приросший к кафедре».

Но случилось иначе: после операции на мочевом пузыре он остался долечиваться в клинике доктора Стороженко, однако состояние ухудшалось, началось заражение крови.

Несмотря на сильные боли, 70-летний ученый продолжал работать до последнего дня, правя статьи и тексты лекций. Его не стало 12 мая 1911 года в три часа пополудни. Гроб с телом на руках отнесли из дома в университетскую церковь Святой Татьяны, а оттуда – на кладбище Донского монастыря.

Василий Осипович Ключевский. Фотография 1905 года — фото предоставлено М. Золотаревым

Борис Васильевич хранил архив отца вплоть до 1918 года, когда дом на Житной был конфискован новой властью, а бумаги забрали ученики историка (позже их взяло на хранение государство). Сын работал автослесарем, юрисконсультом, переводчиком, в 1930-е годы был выслан в Алма-Ату за «антисоветскую агитацию», умер во время войны.

АФОРИЗМЫ КЛЮЧЕВСКОГО

Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им некуда падать.

И москаль, и хохол – хитрые люди, и хитрость обоих выражается в притворстве. Но тот и другой притворяются по-своему: первый любит притворяться дураком, а второй – умным.

В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли.

Науку часто смешивают с знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. умение пользоваться знанием как следует.

Газета приучает читателя размышлять о том, чего он не знает, и знать то, что не понимает.


«Мы присутствуем при агонии самодержавия»

Музей Ключевского в Москве, который планировалось создать еще до революции, так и не появился. Только в 1991 году, к 150-летию ученого, такой музей был открыт в Пензе. Там же поставили первый памятник самому знаменитому историку России.

Заслужил ли Василий Осипович это звание? Многие считают, что он всего лишь продолжил традиции «государственной школы», не создав собственной концепции. Это так и не так.

В отличие от старшего поколения «государственников» (в том числе своего учителя С.М. Соловьева) он уделял большое внимание экономической и социальной сферам.

Если у его предшественников история представляла собой монументальную, статичную структуру, то у него она – живой организм, который необходимо изучать по-новому в каждый конкретный ее период.

Круг научных интересов В.О. Ключевского охватывал все сферы истории России с древнейших времен до эпохи Петра — фото предоставлено М. Золотаревым

Школа Ключевского выработала свой научный метод – «историческую социологию», основанную на принципе исследования всех сторон жизни общества в их конкретно-исторических формах. Ученый был убежден, что «человеческая личность, людское общество и природа страны – вот три основные исторические силы». Жизнь человечества «в ее развитии и результатах» – суть исторического процесса.

Познать этот процесс, полагал Ключевский, можно через «историческую личность» народа и личность отдельного человека, одновременно объекта и субъекта истории.

В речи на юбилее Пушкина прозвучало его убеждение, что смысл истории не в питании национальной гордости, а в формировании народного самосознания.

«Самосознание, – говорил он, – трудное и медленное дело, венчающее работу человека или народа над самим собой». И снова повторял: горе тому народу, который не усваивает уроков своей истории. «Ложь в истолковании прошлого приводит к провалам в настоящем и готовит катастрофу в будущем», – предупреждал историк.

Ключевым фактором русской истории Ключевский считал колонизацию, которая способствовала политическим и экономическим изменениям. В соответствии с этим он разделил историю на четыре периода. В первом из них (VIII–XIII вв.) русские жили главным образом в бассейне Днепра, а фундаментом их экономики была внешняя торговля.

Во втором периоде (XIII–XV вв.) основная масса народа переселилась в междуречье Волги и Оки, костяк его составили свободные земледельцы. Третий период (XV–XVII вв.) связан с формированием сильного монархического государства и закрепощением крестьян. Четвертый (XVII–XIX вв.) – с расселением русских от Балтики до Тихого океана и созданием Российской империи.

Ключевский был принципиальным противником заглядывания в будущее, но не мог удержаться от ряда прогнозов. По свидетельству Максима Горького, он говорил: «Поскольку я знаю русскую историю и историю вообще, я могу сказать, что мы присутствуем при агонии самодержавия. Николай II – последний царь, Алексей царствовать не будет». В дневнике историк писал:

«Династия будет прогнана. В этом несчастье России и ее народа, притом повторное: ей еще раз грозит бесцарствие, смутное время».

«Социологический» метод позволил избежать схематизма предыдущих теорий, дав, созвучно фамилии его создателя, ключ к пониманию русской истории. В бурном ХХ веке оказалось, что этот ключ подходит далеко не ко всем дверям.

Но главный вывод ученого об историческом процессе как результате непрерывного взаимодействия разных факторов – географических, политических, экономических, культурных – не подвергается сомнению до сих пор.

Историк писал в 1868 году: «Читаю жития русских святых в рукописях. Занятие это доставляет мне большое наслаждение: оно укрепляет веру в русский народ» — фото предоставлено М. Золотаревым

Еще один важный его урок мы никак не выучим: историк должен зависеть от фактов, а не от вкусов власти или общества. Только тогда он способен представить объективную картину прошлого, избавляя общество от исторического незнания. Пагубность последнего хорошо видел Василий Осипович, когда предупреждал:

«История – это не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков».

Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук

28 января 1841 (село Воскресеновка Пензенской губернии, Российская империя) - 25 мая 1911 (Москва, Российская империя)



Василий Осипович Ключевский – виднейший русский историк либерального направления, «легенда» отечественной исторической науки, ординарный профессор Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (сверх штата) по истории и древностям русским (1900), председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, тайный советник.

В.О. Ключевский

О В.О.Ключевском написано так много, что, кажется, совершенно невозможно вставить и слова в грандиозный мемориал, воздвигнутый легендарному историку в мемуарах современников, научных монографиях коллег-историков, популярных статьях энциклопедий и справочников. Практически к каждому юбилею Ключевского выходили целые сборники биографических, аналитических, историко-публицистических материалов, посвящённых разбору той или иной стороны его творчества, научных концепций, педагогической и административной деятельности в стенах Московского университета. Ведь во многом благодаря его стараниям, российская историческая наука уже во второй половине XIX века вышла на совершенно новый качественный уровень, впоследствии обеспечивший появление трудов, заложивших основы современной философии и методологии исторического познания.

Между тем, в научно-популярной литературе о В.О.Ключевском, а особенно в современных публикациях на Интернет-ресурсах, даны лишь общие сведения о биографии знаменитого историка. Весьма разноречиво представлены и характеристики личности В.О.Ключевского, который, безусловно, являлся одним из самых выдающихся, неординарных и замечательных людей своей эпохи, кумиром не одного поколения студентов и преподавателей Московского университета.

Отчасти это невнимание можно объяснить тем, что основные биографические труды о Ключевском (М.В. Нечкина, Р.А.Киреева, Л.В. Черепнин) создавались в 70-е годы XX века, когда в классической советской историографии «путь историка» понимался преимущественно как процесс подготовки его научных работ и творческих свершений. К тому же в условиях господства марксистско-ленинской идеологии и пропаганды преимуществ советского образа жизни нельзя было открыто сказать, что и при «проклятом царизме» человек из низов имел возможность стать великим учёным, тайным советником, пользоваться личным расположением и глубоким уважением императора и членов царской семьи. Это в какой-то мере нивелировало завоевания Октябрьской революции, в числе которых, как известно, декларировалось завоевание народом тех самых «равных» возможностей. Кроме того, В.О.Ключевский во всех советских учебниках и справочной литературе был однозначно причислен к представителям «либерально-буржуазной» историографии – т.е. к классово чуждым элементам. Изучать частную жизнь, реконструировать малоизвестные грани биографии такого «героя» никому из марксистских историков и в голову бы не пришло.

В постсоветское время считалось, что фактографическая сторона биографии Ключевского достаточно изучена, и поэтому не имеет смысла к ней возвращаться. Ещё бы: в жизни историка нет скандальных любовных похождений, интриг по службе, острых конфликтов с коллегами, т.е. никакой «клубнички», которая могла бы заинтересовать среднестатистического читателя журнала «Караван историй». Отчасти это верно, но в результате сегодня широкой общественности известны лишь исторические анекдоты о «скрытности» и «излишней скромности» профессора Ключевского, его злобно-ироничные афоризмы, да противоречивые высказывания, «надёрганные» авторами различных околонаучных публикаций из личных писем и воспоминаний современников.

Однако современный взгляд на личность, частную жизнь и коммуникации историка, процесс его научного и вненаучного творчества подразумевает самоценность этих объектов исследования как части «историографического быта» и мира русской культуры в целом. В конечном итоге жизнь каждого человека складывается из взаимоотношений в семье, дружеских и любовных связей, дома, привычек, бытовых мелочей. А то, что кто-то из нас в результате попадает или не попадает в историю как историк, писатель или политик – случайность на фоне всё тех же «бытовых мелочей»…

В данной статье мы хотели бы обозначить основные вехи не только творческой, но и личной биографии В.О. Ключевского, рассказать о нём, как о человеке, проделавшем весьма трудный и тернистый путь от сына провинциального священнослужителя, нищего сироты к вершинам славы первого историка России.

В.О.Ключевский: триумф и трагедия «разночинца»

Детские и юношеские годы

В.О. Ключевский

В.О. Ключевский родился 16 (28) января 1841 года в селе Воскресенском (Воскресеновка) под Пензой, в бедной семье приходского священника. Жизнь будущего историка началась с большого несчастья – в августе 1850 года, когда Василию ещё не было десяти лет, его отец трагически погиб. Он отправился на рынок за покупками, а на обратном пути попал в сильную грозу. Лошади испугались и понесли. Отец Осип, не справившись с управлением, очевидно, упал с воза, от удара о землю потерял сознание и захлебнулся потоками воды. Не дождавшись его возвращения, семья организовала поиск. Девятилетний Василий первым увидел мёртвого отца, лежащего в грязи на дороге. От сильного потрясения мальчик начал заикаться.

После смерти кормильца семья Ключевских переехала в Пензу, где поступила на содержание Пензенской епархии. Из сострадания к неимущей вдове, которая осталась с тремя детьми, один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. «Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери», - писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы своего детства и отрочества.

В духовном училище, куда его отдали учиться, Ключевский заикался так сильно, что тяготил этим преподавателей, не успевал по многим основным предметам. Как сироту, его держали в учебном заведении лишь из жалости. Со дня на день мог встать вопрос об отчислении ученика по причине профнепригодности: школа готовила церковнослужителей, а заика не годился ни в священники, ни в пономари. В создавшихся условиях Ключевский мог и вовсе не получить никакого образования – у его матери не было средств на обучение в гимназии или приглашение репетиторов. Тогда вдовая попадья слезно умолила заняться с мальчиком одного из учеников старшего отделения. История не сохранила имени этого одарённого юноши, который сумел из робкого заики сделать блестящего оратора, впоследствии собиравшего на свои лекции многотысячную студенческую аудиторию. По предположениям самого известного биографа В.О.Ключевского М. В. Нечкиной, им мог быть семинарист Василий Покровский – старший брат одноклассника Ключевского Степана Покровского. Не будучи профессиональным логопедом, он интуитивно нашёл способы борьбы с заиканием, так что оно почти исчезло. В числе приёмов преодоления недостатка был такой: медленно и отчётливо выговаривать концы слов, даже если ударение на них не падало. Ключевский не преодолел заикания до конца, но совершил чудо - непроизвольно возникавшим в речи маленьким паузам он сумел придать вид смысловых художественных пауз, дававших его словам своеобразный и обаятельный колорит. Впоследствии недостаток превратился в характерную индивидуальную чёрточку, придавшую особую притягательность речи историка. Современные психологи и имиджмейкеры намеренно используют подобные приёмы для привлечения внимания слушателей, придания «харизматичности» образу того или иного оратора, политика, общественного деятеля.

В.О. Ключевский

Долгая и упорная борьба с природным недостатком также содействовала прекрасной дикции лектора Ключевского. Он «отчеканивал» каждое предложение и «особенно окончания произносимых им слов так, что для внимательного слушателя не мог пропасть ни один звук, ни одна интонация негромко, но необыкновенно ясно звучащего голоса,» - писал об историке его ученик профессор А. И. Яковлев.

По окончании уездного духовного училища в 1856 году В.О.Ключевский поступил в семинарию. Он должен был стать священником – таково было условие епархии, взявшей на содержание его семью. Но в 1860 году, бросив учёбу в семинарии на последнем курсе, молодой человек готовится к поступлению в Московский университет. Отчаянно смелое решение девятнадцатилетнего юноши определило в дальнейшем всю его судьбу. На наш взгляд, оно свидетельствует не столько о настойчивости Ключевского или цельности его натуры, сколько о присущей ему уже в юном возрасте интуиции, о которой говорили впоследствии многие его современники. Уже тогда Ключевский интуитивно понимает (или догадывается) о своём личном предназначении, идёт наперекор судьбе, чтобы занять именно то место в жизни, которое позволит полностью реализовать его стремления и способности.

Надо думать, что судьбоносное решение об уходе из Пензенской семинарии далось будущему историку нелегко. С момента подачи заявления семинарист лишался стипендии. Для крайне стеснённого в средствах Ключевского потеря даже этих небольших денег была весьма ощутима, однако обстоятельства вынуждали его руководствоваться принципом «или всё - или ничего». Сразу после окончания семинарии поступать в университет он не мог, потому что обязан был бы принять духовное звание и находиться в нем не менее четырёх лет. Стало быть, оставить семинарию нужно было как можно скорее.

Дерзкий поступок Ключевского взорвал размеренную семинарскую жизнь. Духовное начальство возражало против отчисления успешного ученика, фактически уже получившего образование за счёт епархии. Своё прошение об увольнении Ключевский мотивировал стеснёнными домашними обстоятельствами и слабостью здоровья, но всем в семинарии, от директора до истопника, было очевидно, что это лишь формальная отговорка. Семинарское правление написало доклад пензенскому архиерею, преосвященному Варлааму, но тот неожиданно наложил положительную резолюцию: «Ключевский не совершил еще курса учения и, следовательно, если он не желает быть в духовном звании, то его и можно уволить беспрепятственно». Лояльность официального документа не совсем соответствовала истинному мнению архиерея. Ключевский впоследствии вспоминал, что на декабрьском экзамене в семинарии Варлаам назвал его дураком.

Денег на дорогу в Москву дал дядя И.В.Европейцев (муж сестры матери), поощрявший в племяннике желание учиться в университете. Зная, что молодой человек испытывает огромную благодарность, но одновременно и душевное неудобство от дядиной благотворительности, Европейцев решил немного схитрить. Он подарил племяннику «на память» молитвенник с напутствием обращаться к этой книге в трудные минуты жизни. Между страниц была вложена крупная ассигнация, которую Ключевский нашёл уже в Москве. В одном из первых писем домой он писал: «Я уехал в Москву, крепко надеясь на Бога, а потом на вас и на себя, не рассчитывая слишком много на чужой карман, что бы там со мной ни случилось».

По мнению некоторых биографов, комплекс личной вины перед матерью и младшими сёстрами, оставленными в Пензе, преследовал знаменитого историка на протяжении долгих лет. Как свидетельствуют материалы личной переписки Ключевского, с сёстрами Василий Осипович сохранил самые тёплые отношения: всегда стремился им помогать, опекать, участвовать в их судьбе. Так, благодаря помощи брата, старшая сестра Елизавета Осиповна (в замужестве – Вирганская) смогла воспитать и дать образование семерым своим детям, а после смерти младшей сестры Ключевский принял двух её детей (Е.П. и П.П. Корневых) в свою семью и воспитал их.

Начало пути

В 1861 году В.О.Ключевский поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Ему выпало трудное время: в столицах кипели почти революционные страсти, вызванные манифестом 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян. Либерализация буквально всех сторон общественной жизни, модные идеи Чернышевского о «народной революции», которые буквально носились в воздухе, смущали молодые умы.

В годы учёбы Ключевский старался держаться в стороне от политических споров в студенческой среде. Скорее всего, у него просто не было ни времени, ни желания заниматься политикой: он приехал в Москву учиться и, кроме того, нужно было зарабатывать деньги уроками, чтобы содержать себя и помогать семье.

По мнению советских биографов, Ключевский одно время посещал историко-философский кружок Н.А. Ишутина, но эта версия не подтверждается ныне изученными материалами личного архива историка. В них есть указание на тот факт, что Ключевский был репетитором некоего гимназиста Ишутина. Однако это «репетиторство» могло иметь место ещё до поступления Ключевского в Московский университет. Н.А. Ишутин и Д.В.Каракозов являлись уроженцами Сердобска (Пензенская губерния); в 1850-е годы они обучались в 1-ой Пензенской мужской гимназии, а семинарист Ключевский в тот же период активно подрабатывал частными уроками. Возможно, Ключевский возобновил знакомство с земляками в Москве, но каких-либо достоверных сведений об его участии в Ишутинском кружке исследователями не обнаружено.

Московская жизнь, очевидно, вызывала интерес, но одновременно порождала в душе молодого провинциала настороженность и недоверие. До отъезда из Пензы он нигде не более не бывал, вращался в основном в духовной среде, что, безусловно, затрудняло «адаптацию» Ключевского к столичной реальности. «Провинциальность» и подсознательное неприятие бытовых излишеств, считающихся нормой в большом городе, остались с В.О.Ключевским на всю его жизнь.

Бывшему семинаристу, вне сомнения, пришлось пережить и серьёзную внутреннюю борьбу, когда он двигался от религиозных традиций, усвоенных в семинарии и семье, к научно-позитивистским. Ключевский прошёл этот путь, изучая труды основоположников позитивизма (Конта, Миля, Спенсера), материалиста Людвига Фейербаха, в концепции которого его более всего привлёк преобладающий интерес философа к этике и религиозной проблеме.

Как свидетельствуют дневники и некоторые личные записи Ключевского, результатом внутреннего «перерождения» будущего историка стало его постоянное стремление дистанцироваться от окружающего мира, сохраняя в нём своё личное пространство, недоступное для посторонних глаз. Отсюда – не раз отмеченный современниками показной сарказм, язвительный скептицизм Ключевского, его желание лицедействовать на публике, убеждая окружающих в собственной «сложности» и «закрытости».

В 1864-1865 годах Ключевский завершил курс обучения в университете защитой кандидатского сочинения «Сказания иностранцев о Московском государстве». Проблема была поставлена под влиянием профессора Ф.И. Буслаева. Кандидатское сочинение получило очень высокую оценку, и Ключевский был оставлен при кафедре стипендиатом для подготовки к профессорскому званию.

Работа над магистерской диссертацией «Жития святых как исторический источник» затянулась на шесть лет. Поскольку Василий Осипович не мог оставаться стипендиатом, по просьбе его учителя и наставника С.М. Соловьева он получил место репетитора в Александровском военном училище. Здесь он проработал с 1867 года шестнадцать лет. С 1871 года он заменил С.М.Соловьева в преподавании курса новой всеобщей истории в этом училище.

Семья и личная жизнь

В 1869 году В.О.Ключевский вступил в брак с Анисьей Михайловной Бородиной. Это решение стало настоящим сюрпризом, как для родственников, так и для самой невесты. Ключевский первоначально ухаживал за младшими сёстрами Бородиными – Анной и Надеждой, но сделал предложение Анисье, которая была на три года его старше (на момент свадьбы ей исполнилось уже тридцать два). В таком возрасте девица считалась «вековушей» и практически не могла рассчитывать на замужество.

Борис и Анисья Михайловна Ключевские, вероятно, со своими собаками, названными В.О. Ключевским Грош и Копейка. Не ранее 1909 г.

Ни для кого не секрет, что в среде творческой интеллигенции долговременные брачные союзы, как правило, основаны на отношениях единомышленников. Супруга учёного, писателя, известного публициста обычно выступает в качестве бессменного секретаря, критика, а то и незримого для публики генератора идей своей творческой «половины». Об отношениях супругов Ключевских мало что известно, но, скорее всего, они были очень далеки от творческого союза.

В переписке 1864 года Ключевский ласково называл свою невесту «Никсочка», «поверенная души моей». Но, что примечательно, в дальнейшем не зафиксировано какой-либо переписки между супругами. Даже во время отъездов Василия Осиповича из дому он, как правило, просил других своих адресатов передавать Анисье Михайловне сведения о себе. В тоже время Ключевский на протяжении долгих лет вёл оживлённую дружескую переписку с сестрой жены - Надеждой Михайловной Бородиной. А черновики давних писем к другой своей свояченице, Анне Михайловне, по свидетельству сына, Василий Осипович бережно хранил и прятал среди «пензенских бумаг».

Скорее всего, взаимоотношения супругов Ключевских строились исключительно в личной, семейно- бытовой плоскости, оставаясь таковыми протяжении всей жизни.

Домашним секретарём В.О.Ключевского, его собеседником и помощником в работе был единственный сын Борис. Для Анисьи Михайловны, хотя она часто присутствовала на публичных лекциях мужа, сфера научных интересов знаменитого историка оставалась чуждой и во многом непонятной. Как вспоминал П.Н.Милюков, во время его посещений дома Ключевских, Анисья Михайловна лишь исполняла обязанности радушной хозяйки: разливала чай, угощала гостей, никак не участвуя в общей беседе. Сам Василий Осипович, часто бывавший на различных неофициальных приёмах и журфиксах, супругу с собой никогда не брал. Возможно, у Анисии Михайловны отсутствовала склонность к светскому времяпрепровождению, но, скорее всего, Василий Осипович и его жена не хотели причинять себе лишних забот и ставить друг друга в неудобную ситуацию. Госпожу Ключевскую нельзя было представить себе на официальном банкете или в обществе учёных коллег её мужа, спорящих в прокуренном домашнем кабинете.

Известны случаи, когда незнакомые посетители принимали Анисью Михайловну за прислугу в профессорском доме: даже внешне она напоминала обычную мещанку-домохозяйку или попадью. Супруга историка слыла домоседкой, вела дом и хозяйство, решая все практические вопросы жизни семьи. Сам Ключевский, как и всякий увлечённый своими идеями человек, в житейских мелочах был беспомощнее ребёнка.

Всю жизнь А.М.Ключевская оставалась глубоко верующим человеком. В разговорах с друзьями Василий Осипович нередко иронизировал по поводу пристрастия супруги к «спортивным» походам в храм Христа Спасителя, который находился далеко от их дома, хотя рядом была другая маленькая церковь. В одном из таких «походов» Анисии Михайловне стало плохо, и когда её привезли домой, она скончалась.

Тем не менее, в целом складывается впечатление, что в течение многих лет совместной жизни супруги Ключевские сохраняли глубокую личную привязанность и почти что зависимость друг от друга. Василий Осипович очень тяжело переживал смерть своей «половинки». Ученик Ключевского С.Б. Веселовский в эти дни в письме товарищу писал, что после смерти жены старый Василий Осипович (ему было уже 69 лет) и его сын Борис «остались осиротевшими, беспомощными, как малые дети».

И когда в декабре 1909 года появился долгожданный четвёртый том «Курса русской истории», перед текстом на отдельной странице была надпись: «Памяти Анисии Михайловны Ключевской († 21 марта 1909 г.)».

Кроме сына Бориса (1879-1944), в семье Ключевских жила на положении воспитанницы племянница Василия Осиповича – Елизавета Корнева (? –09.01.1906). Когда у Лизы появился жених, В.О. Ключевскому он не понравился, и опекун начал препятствовать их отношениям. Несмотря на неодобрение всей семьи, Лиза ушла из дома, спешно вышла замуж и вскоре после свадьбы умерла «от чахотки». Особенно тяжело смерть племянницы переживал Василий Осипович, который любил её, как свою родную дочь.

Профессор Ключевский

В 1872 году В.О. Ключевский успешно защитил магистерскую диссертацию. В том же году он занял кафедру истории в Московской духовной академии и занимал её 36 лет (до 1906 года). В те же годы Ключевский начинает преподавать на Высших женских курсах. С 1879 года - читает лекции в Московском университете. В то же время он заканчивает докторскую диссертацию «Боярская дума Древней Руси» и в 1882 году защищает её на университетской кафедре. С этого времени Ключевский становится профессором четырёх учебных заведений.

Его лекции пользовались огромной популярностью среди студенческой молодёжи. Не только студенты историки и филологи, для которых, собственно, и читался курс русской истории, были его слушателями. Математики, физики, химики, медики - все стремились прорваться на лекции Ключевского. По свидетельствам современников, они буквально опустошали аудитории на других факультетах; многие студенты приходили в университет с раннего утра, чтобы занять место и ждать «желанного часа». Слушателей привлекало не столько содержание лекций, сколько афористичность, живость подачи Ключевским даже уже известного материала. Демократичность образа самого профессора, столь нетипичная для университетской среды, также не могла не вызвать симпатий учащейся молодёжи: все хотели слушать «своего» историка.

Советские биографы пытались объяснить необыкновенный успех лекционного курса В.О.Ключевского в 1880-е годы его стремлением «угодить» революционно настроенной студенческой аудитории. По мнению М.В. Нечкиной, в первой же своей лекции, прочитанной 5 декабря 1879 года, Ключевский выдвинул лозунг свободы:

«Текст именно этой лекции, к сожалению, не дошел до нас, но сохранились воспоминания слушателей. Ключевский, пишет один из них, «полагал, что реформы Петра не дали желаемых результатов; чтобы Россия могла стать богатой и могучей, нужна была свобода. Её не видела Россия XVIII века. Отсюда, так заключал Василий Осипович, и государственная ее немощь.»

Нечкина М.В. «Лекционное мастерство В.О. Ключевского»

В других лекциях Ключевский иронично отзывался об императрицах Елизавете Петровне, Екатерине II, красочно характеризовал эпоху дворцовых переворотов:

«По известным нам причинам... - записывал лекцию университетский слушатель Ключевского 1882 года, - после Петра русский престол стал игрушкою для искателей приключений, для случайных людей, часто неожиданно для самих себя вступавших на него... Много чудес перебывало на русском престоле со смерти Петра Великого, - бывали на нем... и бездетные вдовы и незамужние матери семейств, но не было ещё скомороха; вероятно, игра случая направлена была к тому, чтобы дополнить этот пробел нашей истории. Скоморох явился».

Речь шла о Петре III. Так с университетской кафедры ещё никто не говорил о доме Романовых.

Из всего этого советскими историками делался вывод об антимонархической и антидворянской позиции историка, едва ли не роднившей его с революционерами-цареубийцами С.Перовской, Желябовым и другими радикалами, желавшими во что бы то ни стало изменить существующий порядок. Однако историк В.О.Ключевский ни о чём подобном даже не помышлял. Его «либерализм» чётко укладывался в рамки дозволенного в эпоху государственных реформ 1860-70-х годов. «Исторические портреты» царей, императоров и других выдающихся правителей древности, созданные В.О.Ключевским – лишь дань исторической достоверности, попытка объективно представить монархов как обычных людей, которым не чужды любые человеческие слабости.

Маститый учёный В.О.Ключевский избирался деканом историко-филологического факультета Московского университета, проректором, председателем Общества истории и древностей Российских. Он был назначен учителем сына Александра III великого князя Георгия, не раз приглашался на прогулки с царской семьёй, вёл беседы с государем и императрицей Марией Фёдоровной. Однако в 1893-1894 годах Ключевский, несмотря на личное расположение к нему императора, категорически отказался написать книгу об Александре III. Скорее всего, это не было ни капризом историка, ни проявлением его оппозиционности к власти. Ключевский не видел за собой таланта льстивого публициста, а для историка писать о ещё здравствующем или только что почившем «очередном» императоре – просто неинтересно.

В 1894 году ему, как председателю Общества истории и древностей российских, пришлось произнести речь «Памяти в бозе почившего государя императора Александра III». Либерально мыслящий историк в этой речи по-человечески искренне сожалел о смерти государя, с которым при жизни часто общался. За эту речь Ключевский был освистан студентами, усмотревшими в поведении любимого профессора не скорбь по усопшему, а непростительный конформизм.

В середине 1890-х годов Ключевский продолжает исследовательскую работу, выпускает «Краткое пособие по новой истории», третье издание «Боярской думы Древней Руси». Шесть его учеников защищают диссертации.

В 1900 году Ключевского избирают в Императорскую Академию наук. С 1901 года он по правилам подаёт в отставку, но остается преподавать в университете и Духовной академии.

В 1900-1910 годы он стал читать курс лекций в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушателями были многие выдающиеся художники. Ф.И. Шаляпин в своих воспоминаниях написал, что Ключевский помог ему уяснить образ Бориса Годунова перед бенефисом в Большом театре в 1903 году. В воспоминаниях знаменитого певца о знаменитом историке также неоднократно говорится об артистичности Ключевского, его незаурядном таланте привлекать к себе внимание зрителя и слушателя, способности «вжиться в роль» и полностью раскрыть характер избранного персонажа.

С 1902 года Василий Осипович готовит к изданию главное детище своей жизни - «Курс русской истории». Эта работа прерывалась только в 1905 году выездами в Петербург для участия в комиссиях по закону о печати и статусу Государственной думы. Либеральная позиция Ключевского осложнила его отношения с руководством Духовной академии. В 1906 году Ключевский подал в отставку и был уволен, несмотря на протесты студентов.

По уверениям историков-кадетов П.Н.Милюкова и А. Кизеветтера, в конце жизни В.О.Ключевский стоял на тех же либерально-конституционных позициях, что и Партия народной свободы. В 1905 году на совещании в Петергофе он не поддержал идею «дворянской» конституции будущих «октябристов», и согласился баллотироваться в Государственную Думу депутатом от Сергиева Посада. На самом деле, несмотря на все реверансы со стороны лидеров едва народившихся политических партий, политика В.О.Ключевского не интересовала вовсе.

По поводу «партийной принадлежности» Ключевского не раз возникали довольно ожесточённые споры в среде советских историков. М.В. Нечкина однозначно (вслед за Милюковым) считала Ключевского идейным и фактическим членом Партии народной свободы (кд). Однако академик Ю.В. Готье, лично знавший историка в те годы, утверждал, что баллотироваться в Думу от этой партии «старика» едва ли не насильно заставил его сын Борис, и «делать из Ключевского кадетскую фигуру невозможно».

В той же полемике с Нечкиной прозвучала и такая фраза Ю.В. Готье: «Ключевский был в отношении характера и общественной деятельности настоящая "мокрая курица". Я ему так и говорил. Воля у него была только в его произведениях, а в жизни у него никакой воли не было… Ключевский всегда был у кого-нибудь под башмаком.»

Вопрос о фактическом участии или неучастии историка в делах кадетской партии на сегодняшний день утратил свою актуальность. Его депутатство в Государственной Думе не состоялось, но, в отличие от П.Н.Милюкова и Ко, для Ключевского это не имело значения: учёному всегда было чем заняться и где реализовать свой ораторский талант.

«Курс русской истории» и историческая концепция В.О.Ключевского

Наряду со специальным курсом «Истории сословий в России» (1887), исследованиями, посвящёнными социальной тематике («Происхождение крепостного права в России», «Подушная подать и отмена холопства в России», «Состав представительства на земских соборах древней Руси»), истории культуры XVIII и XIX вв. и др., Ключевский создал главный труд своей жизни – «Курс русской истории» (1987-1989. T.I - 5). Именно в нём представлена концепция исторического развития России по В.О.Ключевскому.

Большинство историков-современников считало, что В.О.Ключевский, как ученик С.М.Соловьёва, лишь продолжает развивать концепцию государственной (юридической) школы в русской историографии в новых условиях. Помимо влияния государственной школы, доказывалось воздействие на взгляды Ключевского других его университетских учителей - Ф.И. Буслаева, С.В. Ешевского и деятелей 1860-х гг. - А.П. Щапова, Н.А. Ишутина и т.п.

В своё время советская историография сделала и вовсе необоснованную попытку «развести» взгляды С.М.Соловьёва как «апологета самодержавия» и В.О.Ключевского, стоявшего на либерально-демократических позициях (М.В.Нечкина). Ряд историков (В.И. Пичета, П.П. Смирнов) основную ценность трудов Ключевского увидели в попытке дать историю общества и народа в её зависимости от экономических и политических условий.

В современных исследованиях преобладает взгляд на В.О.Ключевского не только как на продолжателя историко-методологических традиций государственной (юридической) школы (К.Д. Кавелин, Б.Н.Чичерин, Т.Н.Грановский, С.М.Соловьев), но и создателя нового, наиболее перспективного её направления, основанного на «социологическом» методе.

В отличие от первого поколения «государственников», Ключевский считал необходимым ввести в качестве самостоятельных сил исторического развития социальные и экономические факторы. Исторический процесс в его представлении есть результат непрерывного взаимодействия всех факторов (географических, демографических, экономических, политических, социальных). Задача историка в этом процессе сводится не к построению глобальных исторических схем, а к постоянному выявлению конкретного взаимоотношения всех вышеперечисленных факторов в каждый конкретный момент развития.

На практике «социологический метод» означал для В.О. Ключевского тщательное исследование степени и характера хозяйственного развития страны, тесно связанных с природно-географической средой, а также - детальный анализ социальной стратификации общества на каждом этапе развития и тех взаимоотношений, которые возникают при этом внутри отдельных социальных групп (он часто называл их классами). В результате исторический процесс принимал у В.О. Ключевского более объемные и динамичные формы, чем у его предшественников или современников типа В.И. Сергеевича.

Своё понимание общего хода русской истории В.О. Ключевский наиболее сжато представил в периодизации, в которой он выделил четыре качественно различных этапа:

    VIII-XIII вв. - Русь Днепровская, городовая, торговая;

    XIII - середина XV в. - Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая;

    середина XV - второе десятилетие XVII в. - Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-землевладельческая;

    начало XVII - середина XIX в. - период всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного, земледельческо¬го и фабрично-заводского хозяйства.

Уже в докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси», явившейся, по сути, развёрнутым социальным портретом боярского сословия, наиболее ярко проявилась та новизна, которую В.О. Ключевский внёс в традиции государственной школы.

В условиях резко обозначившегося на рубеже XIX - ХХ веков расхождения интересов самодержавного государства и общества Ключевский пересмотрел взгляды своего учителя Соловьёва на весь двухвековый отрезок новой истории страны, перечеркнув тем самым результаты последних семнадцати томов его «Истории России» и построенную на них политическую программу отечественного предреформенного либерализма. На этих основаниях ряд исследователей (в частности - А. Шаханов) делает вывод о невозможности отнесения Ключевского к государственной школе в русской историографии.

Но это не так. Ключевский лишь объявляет «новую историю», актуализирует социологическую направленность исторического исследования. По сути, он сделал то, что более всего импонировало запросам молодого поколения историков 1880-х годов: объявляет отказ от предлагаемых извне схем или целей, как западнических, так и славянофильских. Студенты хотели изучать русскую историю как научную проблему, и «социологический метод» Ключевского дал им такую возможность. Учеников и последователей Ключевского (П.Милюкова, Ю. Готье, А. Кизеветтера, М. Богословского, Н. А. Рожкова, С. Бахрушина, А. И. Яковлева, Я. Л. Барскова) часто называют «неогосударственниками», т.к. они в своих построениях использовали всё тот же многофакторный подход государственной школы, расширяя и дополняя его культурными, социологическими, психологическими и прочими факторами.

В «Курсе русской истории» Ключевский дал уже целостное изложение русской истории на основе своего социологического метода. Как ни одно из исторических произведений государственной школы, «Курс» В.О. Ключевского вышел далеко за рамки чисто учебного издания, превратившись в факт не только научной, но и общественной жизни страны. Расширенное понимание многофакторности исторического процесса в сочетании с традиционными постулатами государственной школы позволили довести до логического предела ту концепцию русского исторического процесса, которая была заложена С.М. Соловьёвым. В этом смысле труд В.О. Ключевского стал рубежным для развития всей исторической науки в России: он завершил традицию века XIX и одновременно предвосхитил новаторские поиски, которые нёс с собой век XX.

Оценка личности В.О.Ключевского в воспоминаниях современников

Фигура В.О. Ключевского уже при его жизни была окружена ореолом «мифов», разного рода анекдотов и априорных суждений. И в наши дни сохраняется проблема клишированного восприятия личности историка, что, как правило, основано на субъективных отрицательных характеристиках П. Н. Милюкова и язвительных афоризмах самого Ключевского, которые широко доступны читателю.

П.Н.Милюков, как известно, рассорился с В.О.Ключевским ещё в процессе подготовки своей магистерской диссертации о реформах Петра I. Диссертация была восторженно встречена научной общественностью, но В.О.Ключевский, пользуясь своим непререкаемым авторитетом, склонил учёный совет университета не присуждать за неё докторской степени. Он посоветовал Милюкову написать другую диссертацию, заметив, что «наука от этого только выиграет». Будущий лидер кадетов смертельно обиделся и впоследствии, не вдаваясь в подробности и истинные причины такого отношения учителя к его работе, свёл всё к сложности характера, эгоизму и «загадочности» В.О.Ключевского, а проще говоря – к зависти. Самому Ключевскому всё в жизни давалось нелегко, и он не терпел чужого быстрого успеха.

В письме от 29 июля 1890 года Милюков пишет, что Ключевскому «тяжело и скучно жить на свете. Славы большей, чем он достиг, он получить не сможет. Жить любовью к науке - вряд ли он может при его скептицизме... Теперь он признан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе - и уже поэтому, нет школы и учеников» .

В конфликте с Милюковым, очевидно, на научном поприще столкнулись два недюжинных самолюбия. Только Ключевский всё-таки больше любил науку, чем себя в науке. Его школа и его ученики развили идеи и многократно приумножили заслуги учёного – это бесспорный факт. Старшее поколение коллег-историков, как известно, поддержало в этом противостоянии именно Ключевского. И не только потому, что у него на тот момент уже были имя и слава. Без Ключевского не было бы Милюкова как историка, и что особенно грустно осознавать – без конфликта со всемогущим Ключевским, возможно, не случилось бы Милюкова как политика. Конечно, нашлись бы другие люди, желающие раскачивать здание российской государственности, но не присоединись к ним Милюков – от этого выиграла бы не только историческая наука, но и история России в целом.

Нередко воспоминания о Ключевском как учёном или лекторе плавно перетекают в психологический анализ или характеристики его личности. Видимо, его персона была настолько ярким событием в жизни современников, что эту тему никак нельзя было обойти. Чрезмерную колкость, замкнутость характера, дистанцированность учёного замечали многие современники. Но необходимо понимать, что разные люди могли быть допущены Ключевским к себе на разное же расстояние. Каждый, кто писал о Ключевском, так или иначе, прямо или в контексте, указывал на свою степень приближённости к личному пространству учёного. Этим и были обусловлены различные, часто прямо противоположные, трактовки его поведения и особенностей характера.

Современники Ключевского (в их числе С. Б. Веселовский, В. А. Маклаков, А. Е. Пресняков) в своих мемуарах решительно опровергают миф о его «сложности и загадочности», «эгоизме», «фиглярстве», постоянном желании «играть на публику», пытаются защитить историка от скорых и поверхностных характеристик.

Василий Осипович был человеком тонкого психологического склада, наделявшим личной эмоциональной окраской все явления жизни, отношение к людям и даже свои лекции. Его психику П. Н. Милюков сравнивает с очень чувствительным измерительным аппаратом, находящимся в постоянном колебании. По мнению Милюкова, такому человеку, как его учитель, достаточно трудно было устанавливать даже обыкновенные житейские отношения.

Если обратиться к дневникам историка разных лет, то, прежде всего исследователю бросается в глаза глубокая саморефлексия, стремление вознести свои внутренние переживания над суетой будничной жизни. Нередко встречаются записи, свидетельствующие о непонимании современниками, как казалось самому Ключевскому, его внутреннего мира. Он замыкается, ищет откровений в самом себе, в природе, подальше от суеты современного общества, ценностей и образа жизни которого он, по большому счёту, до конца не понимает и не принимает.

Нельзя не признать, что поколения сельского духовенства, впитав привычки простой и непритязательной, малообеспеченной жизни, оставили особую печать на внешности Ключевского и его быте. Как пишет М.В. Нечкина:

«…Уже давно мог бы он гордо нести свою славу, чувствовать себя знаменитым, любимым, незаменимым, но нет и тени высокой самооценки в его поведении, даже напротив - подчеркнутое игнорирование славы. От аплодисментов он «хмуро и досадливо отмахивался».

В московском доме Ключевских царила традиционная для старой столицы обстановка: посетителю бросались в глаза старомодные «домотканые половички» и тому подобные «мещанские элементы». На многочисленные просьбы жены и сына по улучшению быта, например, такие, как покупка новой мебели, Василий Осипович соглашался крайне неохотно.

Приходивших к нему посетителей Ключевский, как правило, принимал в столовой. Лишь когда находился в благодушном настроении, приглашал за стол. Иногда в гости к Василию Осиповичу приходили его коллеги, профессора. В таких случаях «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга», хотя вообще Ключевский был очень бережлив. (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском»).

На лекции в университет Ключевский ездил только на дешёвых извозчиках («ваньках»), принципиально избегая щёгольских пролёток московских «лихачей». По дороге профессор нередко вёл с «ваньками» - вчерашними деревенскими парнями и мужиками - оживлённые беседы. По своим делам Ключевский передвигался на «убогой московской конке», причём «забирался на империал». Конка, как вспоминает один из его учеников А. И. Яковлев, отличалась тогда бесконечными простоями чуть ли не на каждом разъезде. В Троице-Сергиеву лавру для преподавания в Духовной Академии Ключевский ездил дважды в неделю по железной дороге, но всегда в третьем классе, в толпе богомольцев.

И. А. Артоболевский рассказывал: «Известная богачка Морозова, с сыном которой когда-то занимался Ключевский, предлагала ему «в качестве презента» коляску и «двух дышловых лошадей». «И все-таки я отказался... Помилуйте, разве мне это к лицу?.. Разве не смешон был бы я в такой коляске?! Ворона в павлиньих перьях...»

Ещё один знаменитый анекдот о профессорской шубе, приведённый в монографии М.В. Нечкиной:

«Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. - «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский.»

Пресловутая «бережливость» профессора, несомненно, свидетельствовала вовсе не о его природной скупости, низкой самооценке или желании эпатировать окружающих. Напротив, она говорит лишь о его внутренней, духовной свободе. Ключевский привык делать так, как ему удобно, и изменять своим привычкам в угоду внешним условностям не собирался.

Перейдя рубеж своего пятидесятилетия, Ключевский полностью сохранил невероятную трудоспособность. Она поражала его более молодых учеников. Один из них вспоминает, как, проработав долгие часы вместе с молодёжью поздним вечером и ночью, Ключевский появлялся утром на кафедре свежим и полным сил, в то время как ученики еле стояли на ногах.

Конечно, он иногда прихварывал, жаловался то на воспаление горла, то на простуду, его начали раздражать сквозняки, продувавшие лекционный зал на курсах Герье, бывало, что болели зубы. Но он называл свое здоровье железным и был прав. Не очень-то соблюдая правила гигиены (работал ночами, не щадя глаз), он создал про неё оригинальный афоризм: «Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья». О работе было другое изречение: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». (Оба афоризма относятся к 1890-м годам.)

Память Ключевского, как у всякого несостоявшегося священнослужителя, была поразительна. Однажды, поднимаясь на кафедру для доклада на каком-то публичном научном торжестве, он споткнулся о ступеньку и выронил листки своих записок. Они веером разлетелись по полу, их порядок был в корне нарушен. Листки ещё раз перемешали при сборе бросившиеся на помощь профессору слушатели. Все взволновались за судьбу доклада. Только жена Ключевского Анисья Михайловна, сидевшая в первых рядах, сохраняла полное спокойствие: «Прочтёт, прочтёт, он всё наизусть помнит», - невозмутимо успокаивала она соседей. Так и вышло.

Очень отчётливый «бисерный», пожалуй, даже мельче бисера, почерк, записи остро отточенным карандашом долго свидетельствовали о хорошем зрении историка. Читать его архивные рукописи мешает не почерк - он безупречен, а стёршийся от времени карандаш. Лишь в последние годы жизни почерк Ключевского стал более крупным, с преимущественным употреблением пера и чернил. «Уметь разборчиво писать - первое правило вежливости», - гласит один из афоризмов историка. На письменном столе у него не было какой-нибудь массивной чернильницы на мраморной доске, а стоял пятикопеечный пузырек чернил, куда он макал перо, как некогда в семинарские годы.

В воспоминаниях, посвящённых историку, совершенно не обсуждается вопрос, был ли он счастлив в браке. Эта пикантная сторона частной жизни, либо намеренно умалчивалась его знакомыми, либо была скрыта от посторонних глаз. В итоге взаимоотношения Ключевского с супругой, отражённые лишь переписке с родственницами или в чрезвычайно редких воспоминаниях друзей семьи, остаются не вполне определёнными.

Неспроста на этом фоне выделяется мемуарная тема, характеризующая отношение Ключевского к представительницам прекрасного пола. Уважаемый профессор, сохраняя имидж благонадёжного семьянина, умудрился стяжать себе славу галантного кавалера и дамского угодника.

Мария Голубцова – дочь друга Ключевского, преподавателя Духовной Академии, А. П. Голубцова, – вспоминает такую «забавную сценку». Василий Осипович, придя к Пасхе, не прочь был с ней «похристосоваться». Но маленькая девочка ему бесцеремонно отказала. «Первая женщина, которая отказалась меня поцеловать!» – сказал, смеясь, Василий Осипович её отцу. Даже на прогулке в горах с князем Георгием и всей его «блестящей компанией», Ключевский не преминул привлечь к своей персоне женское внимание. Огорчённый, что ему в спутницы дали старую-престарую фрейлину, он надумал отомстить: Ключевский эпатировал компанию тем, что, сорвав росший над самым обрывом эдельвейс, преподнёс его своей даме. «На обратной дороге все меня окружили, и уж самые молодые барышни шли со мной», – сообщал довольный своей выходкой профессор.

Ключевский преподавал на Высших женских курсах, и здесь пожилого профессора преследовала масса восторженных поклонниц, которые буквально боготворили его. В университете, даже во времена запрета на посещение университетских лекций девицами, его женская аудитория постоянно росла. Хозяйки самых знаменитых московских салонов нередко соперничали друг с другом, желая видеть Ключевского на всех своих вечерах.

В отношении историка к женщинам было что-то рыцарское и в то же время отстранённое – он готов был служить им и любоваться ими, но, скорее всего, бескорыстно: только как галантный кавалер.

Одной из немногих женщин, с которой Ключевский в течение долгих лет поддерживал доверительные, даже дружеские отношения, была уже упомянутая нами сестра жены – Надежда Михайловна. Василий Осипович охотно приглашал свояченицу в гости, вёл с ней переписку, стал крёстным отцом её воспитанницы. Разные характеры этих людей, скорее всего, объединяло пристрастие к остроумному юмору и интеллектуальной иронии. В. О. Ключевский сделал Надежде Михайловне бесценный подарок – отдал свою «чёрную книжку» с собранием афоризмов. Почти все афоризмы, ныне приписываемые историку, известны и памятны лишь благодаря этой книжке. В ней содержится много посвящений женщине и, возможно, поэтому после смерти Ключевского мемуаристы невольно заостряли внимание именно на теме его «внесемейных» отношений с прекрасным полом.

Говоря о внешности Ключевского, многие современники отмечали, что он «по своей наружности был незавидный… несолидный». Со знаменитой фотографии 1890 года на нас смотрит типичный «разночинец»: не слишком заботящийся о своей внешности пожилой, усталый, немного ироничный человек с внешностью приходского попа или дьякона. Скромные запросы и привычки, аскетический внешний вид Ключевского, с одной стороны – выделяли его из среды университетской профессуры, с другой – были типичны для разночинных московских обывателей или приезжих провинциалов. Но стоило Василию Осиповичу с кем-то завязать разговор, и «в нём моментально является какая-то непонятная магнетическая сила , заставляющая, как-то поневоле, полюбить его». Он никому не подражал и, ни на кого не походил, «он создан был во всем оригиналом» . (Воспоминания священника А. Рождественского. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 423.)

Особа Ключевского была интересна также и благодаря его незаурядному чувству юмора: «Он сверкал как фейерверк блестками остроумия» . Как известно, яркие образы лекций Ключевского были приготовлены им заранее и даже повторялись из года в год, что отмечали его студенты и коллеги. Но, в то же время, их всегда освежала «быстрая и точная, как выстрел» импровизация. При этом «прелесть его острот состояла в том, что в каждой из них, наряду с совершенно неожиданным сопоставлением понятий, всегда таилась очень тонкая мысль». (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском».)

Острый язык Ключевского не щадил никого, отсюда пошла его репутация «неисправимого скептика, не признающего никаких святынь». На первый взгляд он легко мог показаться эгоистичным и злым. Но впечатление это, конечно, было неверным – оправдывали его П. Н. Милюков и А. Н. Савин: «Маска Мефистофеля» была призвана не пускать посторонних в святая святых его чувствительной души. Попав в новую и разнородную социальную среду, Ключевскому пришлось выработать привычку носить эту маску, как «защитную скорлупу», быть может, вводя тем самым в заблуждение многих своих коллег и современников. Возможно, с помощью этой «скорлупы» историк пытался отвоёвывать своё право на внутреннюю свободу.

Общался Ключевский практически со всей научной, творческой и политической элитой своего времени. Он бывал и на официальных приёмах, и на неформальных журфиксах, и просто любил ходить в гости к коллегам и знакомым. Всегда оставлял впечатление интересного собеседника, приятного гостя, галантного кавалера. Но самыми задушевными друзьями, по воспоминаниям близких, для Ключевского оставались простые люди, в основном духовного сословия. Например, у него часто можно было застать помощника библиотекаря Духовной Академии – иеромонаха Рафаила. Иеромонах был большой оригинал и очень добрый человек (у него в келье постоянно жили племянники или семинаристы). Отец Рафаил знал учёные труды только по названиям и цвету корешков книг, к тому же был на редкость некрасив, но любил похвастаться своей учёностью и былой красотой. Ключевский вечно шутил над ним и особенно любил спрашивать, почему тот не женился. На что ему был ответ: «Да знаешь, брат, как кончил семинарию, так к нам невест, невест, страсть. А я, бывало, убегу в огород, лягу меж гряд, да и лежу, а меня-то ищут. Я ведь тогда красив был». – «Следы былой красоты и теперь заметны», – с доброй иронией соглашался Ключевский.

Приезжая на праздники в Сергиев Посад, профессор любил, наравне с посадскими парнями и девушками, принять участие в народных гуляниях, покататься на карусели.

Очевидно, в таком общении именитый историк искал столь привычной ему с детства простоты, которой так не хватало чопорной академической среде и столичному обществу. Здесь Ключевский мог чувствовать себя свободно, не одевать «масок», не играть «в учёного профессора», быть самим собой.

Значение личности В.О.Ключевского

Значение личности В. О. Ключевского для его современников было огромным. Его высоко ставили как историка-профессионала, ценили как незаурядного, талантливого человека. Многие ученики и последователи видели в нём источник нравственности, поучительности, доброты, искромётного юмора.

Но тех, кто общался с В.О.Ключевским в неформальной обстановке, часто отталкивала в нём его чрезмерная, (подчас неоправданная) экономность, скрупулёзность в мелочах, непритязательная, «мещанская» домашняя обстановка, острый язык и в то же время – нерасточительность в эмоциях, сдержанность, замкнутость характера.

Незаурядный талант исследователя и аналитика, смелость в суждениях и выводах, присущие В.О. Ключевскому, вряд ли позволили бы ему сделать успешную карьеру священнослужителя. Применив все эти качества на научном поприще, провинциальный попович фактически поймал за хвост «птицу удачи», за которой приехал из Пензы в Москву. Он стал самым знаменитым историком России, маститым учёным, академиком, «генералом» от науки, личностью всероссийского и даже мирового масштаба. Тем не менее, В.О.Ключевский не чувствовал себя триумфатором. Прожив практически всю сознательную жизнь в отрыве от взрастившей его среды, он по-прежнему пытался сохранить верность себе настоящему хотя бы в семейном укладе, быте, привычках. У одних современников это вызывало недоумение и насмешки над «чудачествами» профессора Ключевского, других заставило говорить о его «противоречивости», «сложности», «эгоизме».

В этом глобальном противоречии разума и сердца, на наш взгляд, заключались триумф и трагедия многих знаменитых людей России, вышедших из среды «разночинцев» и вступивших в общество, где всё ещё, по большому счёту, преобладали традиции дворянской культуры. Ключевский оказался в этом плане знаковой фигурой.

В.О. Ключевский

Невзрачный на вид, похожий на дьячка провинциальной церкви человек в старой шубе и с пятнами на официальном вицмундире, на рубеже XIX-XX веков являлся «лицом» Московского университета, ординарным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, учителем царских детей.

Этот факт в значительной мере свидетельствует о смене внешних приоритетов и демократизации не только российского общества, но и отечественной науки в целом.

Как учёный В.О. Ключевский не совершил глобального переворота в теории или методологии исторической науки. По большому счёту, он лишь развил и вывел на новый качественный уровень идеи «государственной» исторической школы Московского университета. Но сам образ профессора Ключевского сломал все существовавшие доселе стереотипы облика знаменитого учёного, успешного лектора и вообще «образованного человека», как носителя дворянской культуры. Интуитивно не желая адаптироваться, подстраиваться под внешние условности хотя бы в быту и поведении, историк Ключевский способствовал внесению в столичную академическую среду моды на демократичность, свободу личностного самовыражения и главное – духовную свободу, без которой невозможно формирование общественной «прослойки», называемой интеллигенцией.

Студенты любили профессора Ключевского вовсе не за его потёртую шубу или умение артистично рассказывать исторические анекдоты. Они видели перед собой человека, на их глазах повернувшего время, своим примером уничтожившего пропасть между историей Отечества как инструментом воспитания верноподданнического патриотизма и историей как предметом познания, доступным каждому исследователю.

В течение сорока лет распалённых общественных страстей историк умел «подобрать ключ» к любой - духовной, университетской, военной - аудитории, всюду увлекая и пленяя, никогда и ни в чём не возбудив подозрительности власти и разных начальств.

Именно поэтому, на наш взгляд, В.О.Ключевский – учёный, артист, художник, мастер - был возведён не только современниками, но и потомками на высокий пьедестал корифея отечественной исторической науки. Подобно Н.М.Карамзину в начале XIX века, в начале века XX он подарил соотечественникам ту историю, которую они хотели знать именно в этот момент, подведя тем самым черту под всей предшествующей историографией и заглянув в далёкое будущее.

Умер В.О.Ключевский 12 (25) мая 1911 года в Москве, похоронен на кладбище Донского монастыря.

Память и потомки

Меморизация культурного пространства в Москве, связанного с именем Ключевского, активно развивалась уже в первые годы после его кончины. Через несколько дней после смерти В. О. Ключевского, в мае 1911 года, в Московскую городскую думу поступило заявление гласного Н. А. Шамина о «необходимости увековечения памяти знаменитого русского историка В. О. Ключевского». По результатам заседаний Думы было постановлено с 1912 года учредить в Московском Императорском университете стипендию «в память о В. О. Ключевском». Именная стипендия Ключевского была также учреждена Московскими высшими женскими курсами, где преподавал историк.

В то же время Московским университетом был объявлен конкурс на предоставление воспоминаний о В.О. Ключевском.

Борис Ключевский в детстве

В доме на Житной улице, где жил Василий Осипович в последние годы, его сын, Борис Ключевский, планировал открыть музей. Здесь оставалась библиотека, личный архив В.О. Ключевского, его личные вещи, портрет кисти художника В.О. Шервуда. Сын следил за проведением ежегодных панихид в память о своем отце, собирая его учеников и всех, кому была дорога память о нём. Таким образом, дом В. О. Ключевского и после его смерти продолжал играть роль центра, объединяющего московских историков.

В 1918 году московский дом историка подвергся обыскам, основная часть архива была эвакуирована в Петроград, к одному из учеников Ключевского, историку литературы Я.Л.Барскому. Впоследствии Борису Ключевскому удалось добыть «охранную грамоту» на библиотеку отца и с большими трудностями вернуть от Барского основную часть рукописей, но в 1920-е годы библиотека и архив историка были изъяты и помещены в государственные архивохранилища.

Тогда же в среде оставшихся в Москве учеников Ключевского особую актуальность приобрела проблема постановки памятника великому историку. К тому времени не существовало даже памятника на его могиле в Донском монастыре. Поводом к различным разговорам отчасти стало негативное отношение учеников к единственному здравствующему потомку Ключевского.

Борис Васильевич Ключевский, по его словам, окончил два факультета Московского университета, но научная деятельность его не привлекала. Долгие годы он исполнял роль домашнего секретаря своего знаменитого отца, увлекался спортом и усовершенствованием велосипеда.

Из рассказов самого Б. Ключевского М.В. Нечкиной известен такой эпизод: в молодости Борис изобрёл какую-то особенную «гайку» для велосипеда и очень ею гордился. Катая её на ладони, В.О. Ключевский, со своим обычным сарказмом, говорил гостям: «Время-то какое пришло! Чтобы такую гайку изобрести, надо два факультета кончить – исторический и юридический…» (Нечкина М.В. Указ.соч., с.318).

Очевидно, Василий Осипович гораздо больше времени уделял общению с учениками, чем с собственным сыном. Увлечения отпрыска не вызывали у историка ни понимания, ни одобрения. По воспоминаниям очевидцев (в частности на это указывает Ю. В. Готье), в последние годы жизни отношения Ключевского с Борисом оставляли желать лучшего. Василию Осиповичу не нравилось увлечение сына политикой, а также его открытое сожительство то ли с домработницей, то ли с горничной, проживавшей в их доме. Друзья и знакомые В.О. Ключевского – В.А. Маклаков и А.Н. Савин – также полагали, что молодой человек оказывает сильное давление на престарелого, ослабевшего от болезней Василия Осиповича.

Тем не менее, при жизни В.О.Ключевского Борис много помогал ему в работе, а после смерти учёного собрал и сохранил его архив, активно участвовал в публикации научного наследия отца, занимался изданием и переизданием его книг.

В 1920-е годы коллеги и ученики Ключевского обвинили «наследника» в том, что могила его родителей находится в запустении: нет ни памятника, ни ограды. Скорее всего, у Бориса Васильевича просто не было средств на установку достойного памятника, а события революции и Гражданской войны мало способствовали заботам живых людей о почивших предках.

Усилиями университетской общественности был создан «Комитет по вопросу об увековечении памяти В. О. Ключевского», который поставил своей целью установку памятника историку на одной из центральных улиц Москвы. Однако Комитет ограничился лишь созданием в 1928 году общего памятника-надгробия на могиле супругов Ключевских (кладбище Донского монастыря). После «академического дела» (1929-30 гг.) начались гонения и высылки историков «старой школы». В.О.Ключевский был причислен к «либерально-буржуазному» направлению историографии, и ставить ему отдельный памятник в центре Москвы сочли нецелесообразным.

Width="300">

Сын историка Борис Ключевский уже в первой половине 1920-х годов порвал все связи с научным сообществом. По словам навестившей его в 1924 году М.В. Нечкиной, он служил помощником юрисконсульта «в каком-то автомобильном отделе» и, наконец-то, занимался своим любимым делом – ремонтом автомобилей. Затем сын Ключевского был автотехником, переводчиком, мелким совслущажим ВАТО. В 1933 году – репрессирован и осуждён к ссылке в Алма-Ату. Точная дата его смерти неизвестна (около 1944 года). Тем не менее, Б.В. Ключевскому удалось сохранить основную и очень важную часть архива его отца. Эти материалы в 1945 году приобрела Комиссия по истории исторических наук при отделении Института истории и философии АН СССР у «вдовы сына историка». Музей В.О.Ключевского в Москве так и не был им создан, воспоминания об отце тоже не были написаны…

Лишь в 1991 году, к 150-летию со дня рождения Ключевского, в Пензе был открыт музей, получивший имя великого историка. И сегодня памятники В.О. Ключевскому существуют только на его родине, в селе Воскресеновка (Пензенская область) и в Пензе, куда семья Ключевских переехала после смерти отца. Примечательно, что инициативы по увековечению памяти историка, как правило, исходили не от государства или научной общественности, а от местных властей и энтузиастов-краеведов.

Елена Широкова

Для подготовки данной работы были использованы материалы сайтов:

http://www.history.perm.ru/

Мировоззренческие портреты. Ключевский В.О. Библиофонд

Литература:

Богомазова О.В.Частная жизнь известного историка (по материалам воспоминаний о В.О.Ключевском)// Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 151–159.

История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII–XXI веков: сборник статей / под ред. Н. Н. Алеврас, Н. В. Гришиной, Ю. В. Красновой. – Челябинск: Энциклопедия, 2011;

Мир историка: историографический сборник / под ред.В.П. Корзун, С.П. Бычкова. – Вып. 7. – Омск: Изд-во Ом. гос.ун-та, 2011;

Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский (1841-1911).История жизни и творчества, М.: «Наука», 1974;

Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.Л.Рубинштейна// История и историки, 2004. - №1 – С.186-207.